Майю уже начало потихоньку колотить от всех этих ужасов, но Половцев сидел спокойно и только сосредоточенно хмурился, не делая попыток прервать монолог Бессонова.
Второй эпизод из жизни Людмилы, который заинтересовал Сильвестра, оказался менее криминальным, но более загадочным, интригующим и драматичным. Один из его телефонных собеседников на условиях полной анонимности рассказал историю, случившуюся год назад на съемках мистического триллера «Да, мы вампиры!». Главным стилистом была приглашена Горенок, а на роль главного вампира — модный актер по фамилии… Аршанский. И у них, как рассказывает этот человек, начался роман. Хотя это было и не в стиле господина Аршанского. Как правило, он заводил интрижки с исполнительницами главных ролей, чего никогда не скрывал. А паузы почти демонстративно заполнял сексуальными контактами с многочисленными поклонницами. Однако в этот раз добычей нашего Казановы стала Людмила.
Но через две недели, наконец, прибывает на съемки припозднившаяся героиня. И Аршанский традиционно переключается на нее. Ситуация неприятная, но довольно банальная. Кстати, бывали случаи, когда поклонницы Аршанского кончали жизнь самоубийством — топились, травились… К счастью, Люда не помешалась от любви и ничего с собой не сделала. Сумела справиться с собой.
Сильвестр замолчал. Некоторое время в комнате стояла звенящая, ничем не нарушаемая тишина. Наконец рассказчик поинтересовался:
— Вопросы есть? Я закончил.
Вопросы у Стаса были, но немного. Во‑первых, насколько Сильвестр уверен в своих источниках. Ведь могут быть и сплетни, и даже оговор.
— Я всех перепроверил. Информацию подтверждали как минимум три‑четыре человека, только тогда я включал ее в свои расчеты как предполагаемо объективную. Подчеркиваю — предполагаемо.
— То есть теоретически эта Людмила до сих пор может быть связана с наркоторговцами? — уточнил Стас.
— Теоретически может быть все. Практически — вряд ли. Я вообще считаю, что если вся среднеазиатская эпопея — правда, то девушку скорее всего по‑тихому отпустили, чтобы не устраивать международных разборок — регион нам все‑таки дружественный. Но проверить, наверное, стоит. Если тут нечисто, мотивы для всех последующих действий у Людмилы могут быть очень разные. В общем, Стас, это вам работенка. И, конечно, насчет ее романа с Аршанским, смертью актрисы и так далее.
— Спасибочки, — ответил Половцев. — А я, дурак, хотел сегодня выспаться!
Одной из обязанностей Майи, возложенной на нее шефом, был ежедневный утренний мониторинг прессы, где в той или иной степени освещались проблемы кино, театра и телевидения — Сильвестр хотел быть в курсе наиболее значимых событий и знать все главные новости. Поэтому каждое утро она совершала набег на два‑три окрестных киоска, торгующих печатной продукцией. Затем, за завтраком, бегло просматривала купленную прессу, делая пометки и закладки для Бессонова. А после утреннего чая Сильвестр часа на два погружался в изучение творчества коллег и конкурентов.
Обычно Майя, перелистывая газеты и журналы, воздерживалась от комментариев, зная, что шеф не любит выслушивать предварительные оценки и устные анонсы новостей. Но в этот раз, рассматривая обложку популярного глянцевого издания, удержаться не смогла:
— Какой же он все‑таки классный! Великолепный актер!
— Это ты про кого еще? — брюзгливо проворчал Бессонов, которого раздражали мнения дилетантов в тех областях, где он почитал себя корифеем. — Очередное порождение богатого спонсора? Попел, поплясал, диск записал. А уж после этого самое время сняться в кино — самого себя талантливо сыграть!
— Шеф, — вздохнула Майя. — Не будьте злым. Все люди, всем жить надо. Но я ведь знаете о ком? Смотрите!
Она развернула журнал лицом к Сильвестру, тот не удержался и присвистнул — на обложке красовался Игорь Аршанский, собственной импозантной персоной. Он сидел в явно антикварном кресле, одетый в смокинг.
На шее — бабочка, в одной руке — пара белых перчаток, в другой — потрясающей красоты, словно взятая из музейной витрины, трость. Фотография была действительно роскошной.
— В связи с чем реклама? — не унимался Бессонов.
— Премьера спектакля, он — в одной из главных ролей. Нет, действительно, есть в нем что‑то аристократическое, — продолжала любоваться актером Майя. — У него и имидж такой — классические костюмы, смокинги. И трость. Супер!
— Майя, ты — дитя своего времени. Супер… Какое бессмысленное слово! Мне кажется, свое восхищение можно выразить как‑то иначе. То есть нормально. Кстати, этот имидж — трость, а также цилиндр, который твой любимец надевает гораздо реже, и плащ, уже практически им не используемый — не изобретение актера Аршанского, а подарок судьбы. Точнее — одной, уже покойной, театральной примы.
— А я и не слышала, — мгновенно оживилась Майя, которая считала, что знает про Аршанского все. — Вы мне ничего такого не говорили.
— Это же не Кевин Костнер, — буркнул Сильвестр.
— Ну, расскажите.
Майя сто раздавала себе слово, что не будет реагировать на замечания босса о Костнере.
— Дело давнее, хотя тогда в театральных кругах некоторое время с удовольствием обсуждалось. Была такая актриса — Софья Надеждина. Умерла она в более чем почтенном возрасте — ей было больше ста лет. Так вот. Ее некогда связывали любовные отношения с великим актером немого кино Серебрянским. Остались всякие памятные вещи. Вот она их и презентовала Аршанскому — он ей очень напоминал ее самую большую любовь. Прямо на праздновании своего юбилея вручила ему цилиндр, трость и какой‑то антикварный плаще подкладкой чуть ли не из леопарда. Эти вещи некогда были частью имиджа гениального Серебрянского. Теперь Аршанский с удовольствием использует их для укрепления уже собственного имиджа. Особенно любит таскаться с тростью.
— С тростью я видела его часто. По телевизору, на фотографиях в журналах, — отозвалась Майя. — Но не знала, что все так изысканно. Как в романе.
— Там можно и роман сочинить. Только не вполне любовный.
— Какой же? — заинтересовалась Майя новым для нее пластом жизни актера.
Однако Сильвестр не поддержал ее порыв, а вполне буднично сказал:
— Ладно, давай прессу. Надо работать.
— Шеф, так что за роман? — продолжала канючить Майя. Как всякая женщина, она до ужаса любила необыкновенные истории.
— Авантюрный. Или даже криминальный, — загадочно ответил тот.
* * *
Половцев позвонил как всегда неожиданно и спросил, может ли он заехать ненадолго — видимо, нужна была консультация, причем срочная. Так и оказалось. Стас рассказал, что среди вещей убитой Ирины Аршанской был найден небольшой цифровой фотоаппарат. Исследуя содержащиеся в памяти снимки, обнаружили несколько кадров, где с разных ракурсов было сфотографировано кольцо или, скорее, перстень. Игорь Аршанский утверждает, что такого перстня он у жены не видел и о происхождении снимков не догадывается. Кадры сделаны дома у Аршанских — на фото хорошо просматривается старинный резной комод в их гостиной. И вот что самое интересное — эксперты сочли, что кольцо, если не подделка, — старинное, вероятно — музейной ценности. То же сказал и ювелир, приглашенный для консультации. Ювелир осторожно предположил, что это изделие «с именем». Иными словами, оно может принадлежать драгоценностям известной фамилии. Но по фотографии установить это доподлинно невозможно. Нужно само кольцо, а его не нашли.