Почти не поднимая ног, я продолжал пятиться назад.
– Вы не знаете, где они есть? – спросил я его.
Отец Энтон покачивался. Потом он как-то чудно поднял глаза и сказал:
– Они были спрятаны. Их зашили и запечатали, точно как раньше. Я был единственным, который остался. Теперь вы должны помочь мне найти их. Вы и девчонка, вместе. Нам нужна девчонка.
Я напряженно покачал головой.
– Я не собираюсь помогать вам искать или делать что-то. Я ухожу отсюда прямо сейчас, чтобы найти какую-нибудь помощь.
Отец Энтон поднял рывком из под одеяла одну ногу, затем другую. Он нетвердо встал, руки его болтались по бокам. Он ухмылялся. Мне показалось, что на мгновение ока я увидел, как из его рта выскочил тонкий, черный язык, – язык, раздвоенный так же, как и у пресмыкающихся, – но затем он так же быстро метнулся обратно, и я не был уверен, было ли это иллюзией или нет.
– Мы должны будем найти в Англии его преподобие Тейлора, – сказал отец Энтон мягким, шепелявым голосом. – Потом мы должны будем узнать, где американцы спрятали остальных. Мой господин, Адрамелек, будет глубоко благодарен, могу вас заверить. Он наградит вас, monsieur, – так, как никто из людей на земле прежде не был награжден. Вы будете богаты, как вам и не снилось. Вы будете сильны, как тысячи людей. Вы сможете провести годы, доставляя себе удовольствие лучшей пищей и великолепнейшим вином. И вы сможете заниматься любовью с любой женщиной, любым мужчиной, любым животным по вашему выбору, и ваша потенция будет не ограниченной.
Я не знал, что мне говорить или делать. Казалось, что отец Энтон был полностью заменен. Но был ли он действительно одержим или у него был бред? Может быть он принял слишком много сердечных таблеток или слишком много выпил перед сном. Я смотрел на этого пожилого, трясущегося священника, в его длинной, белой ночной рубашке, и едва ли мог поверить, что говорю с дьяволом.
Отец Энтон, покачиваясь, сделал один шаг по направлению ко мне. Я отступил еще дальше.
– Отец Энтон, – сказал я, – вы больны. Почему бы вам на минутку не прилечь, – я бы сходил за доктором.
– Болен? – зашипел он. – Я не болен. Я свободен.
– Не приближайтесь, пожалуйста, – попросил я. – Мне придется вас ударить, если вы подойдете еще ближе, а я не хочу этого делать.
– Вы меня забавляете, – прошептал священник. – Но со мной это никогда долго не продолжается. Отец Энтон меня не забавлял. К счастью, он был слаб. Человек, верующий в нас, всегда более восприимчив, чем тот, кто не верит.
– Вы захватили отца Энтона? Вы овладели им?
– Можно сказать и так, – да.
– Что это значит?
Отец Энтон приблизился ко мне еще на шаг.
– В одержимости больше физического, нежели умственного. Я владею отцом Энтоном, потому что я внутри него.
Я похолодел от дурного предчувствия.
– Я не понимаю вас. Что вы имеете в виду: вы внутри отца Энтона?
Священник в белом неуклюже приближался ко мне. Лицо его было лишено всякого выражения, и если бы не темные проницательные глаза, можно было бы подумать, что оно принадлежит трупу.
– Человек, как и демон, – это механический прибор, – произнес он голосом, который еще меньше походил на голос отца Энтона и был очень сильно похож на тот, что я слышал в танке, и я знал – несмотря на все, что я пытался сделать, чтобы убедить себя в обратном, – что это дьявол, которого мы пытались заточить в подвале, приспешник Ардамелека, принесший однажды бедствие и горе в Руан.
Я ничего не сказал. Я предполагал, что находился теперь в пяти-шести шагах от двери. Старый священник как деревянный продолжал идти ко мне.
– Изнутри я могу манипулировать его руками и ногами, как марионеткой, – сказал дьявол. Я могу смотреть сквозь его глаза и дышать через его ноздри. Здесь, внутри, надежный дом, monsieur. Теплый, кровяной и уже приятно пахнет разложением. Я могу даже соблазнить эту старую, иссохшую домохозяйку его обвисшим пенисом!
Со все возраставшим страхом, я, не отводя глаз, следил за священником.
– Вы лжете? – спросил я, зная, что это не так. – Боже мой, если вы лжете…
– Ваш Бог вам не поможет. Он не помог и отцу Энтону.
– Ну, а где же отец Энтон? – спросил я настойчиво. – Что вы с ним сделали?
Негнущаяся фигура подошла так близко, что я мог прикоснуться к ней вытянутой рукой.
– Вы почти на нем стоите, – произнес он тем грубым, гортанным голосом.
Сперва я не хотел отрывать глаз от священника; но затем бросил быстрый взгляд вниз, за спину: это зрелище заставило напрячься и перевернуться мой желудок. На полу, возле комода, растянувшись бледными, слизистыми веревками, покрытыми комками темно-красных почек, голубоватыми лепешками печени, лежали внутренности отца Энтона. Дьявол распотрошил его и забрался в его опустевшее тело, как какой-то ужасный тип паразита.
Дьявол не двигался. Со страхом и омерзением, я снова посмотрел на него.
– Вы убили его.
Дьявол злорадно хрюкнул.
– Напротив, я думаю, что дал старому дураку что-то вроде новой жизни. Все равно он был почти мертвым. Его сердце протянуло бы не на много дольше, особенно после того, как вы вытащили его на тот снег.
Я замолчал, с тревогой покусывая губу. Если дьявол смог распороть отца Энтона, он, без сомнения, сможет сделать что-нибудь такое же отвратительное и со мной. Я кинул взгляд на черное распятие на стене, подумав: правда ли все это, что показывают в фильмах о вампирах? Действительно ли возможно защититься от демонов и привидений Святым Крестом?
Сделав шаг в сторону от липких остатков отца Энтона, я дотянулся до висевшего над комодом распятия и сдернул его. Затем, сунув его прямо в лицо дьяволу, я закричал так смело, как только мог:
– Я изгоняю тебя! Во имя Господа, я изгоняю тебя!
Сильным ударом старый священник выбил из моей руки распятие. Он издал шипящие рычание и снова двинулся ко мне; глаза его были такими же темными и жестокими, как у аллигатора.
Откинув руку назад, я треснул ему по лицу подсвечником. Голова его дернулась в сторону; основание подсвечника оставило на щеке рубец, но никакой крови не было, потому что сердце отца Энтона больше не качало кровь, а его захваченный дьяволом кадавр просто вздрогнул и снова шагнул вперед.
– Ваша ожесточенность забавляет меня, – прошептал он. – Теперь смотрите, смогу ли я позабавить вас.
Я медленно двигался назад, зная, что ни за что не сумею достигнуть двери вовремя. Я не сводил глаз с серого, со шрамом, лица отца Энтона и начал жалеть о том, что когда-то я увидел этот проклятый танк и мечтал его открыть.
– Видите, какая досада, – произнес отец Энтон. – Вы так сильно могли бы мне помочь. Но я пережил столько веков лишь потому, что защищал себя от нравственных и моральных; и боюсь, что мне придется поступить с вами так же, как я поступил со многими другими.