– А, Бриджит, – проревела она. Ну и что ты посмотрела? Наступила долгая пауза.
– Я как раз собиралась пойти… – уверенно начала я, – …на вокзал.
– Ты вообще ничего не видела, так? – загудела Перпетуя. – Ну что ж, ты должна мне за комнату семьдесят пять фунтов!
– Что? – заикнулась я.
– Да-да, – ухнула она. – Было бы пятьдесят фунтов, но я добавила пятьдесят процентов за второго человека в комнате.
– Но… Но у меня никого…
– Да брось, Бриджит, мы все знаем, что у тебя был мужчина, – захохотала Перпетуя. – Не волнуйся. Это не любовь, это всего лишь Эдинбург. Я прослежу, чтобы эта история дошла до Даниела, будет ему уроком.
* * *
28 августа, понедельник
132 фунта (переполнена пивом и печеным картофелем), порций алкоголя – 6, сигарет – 20, калорий – 2846.
Когда вернулась, обнаружила сообщение от мамы. Она спрашивала, что я думаю по поводу электрического миксера на Рождество и, учитывая, что Рождество в этом году выпадает на понедельник, приду ли я к ним в пятницу вечером или в субботу.
Гораздо меньше раздражения вызвало у меня письмо от Ричарда Финча, редактора «Доброго дня!», в котором мне, как я решила, предлагали работу. Вот все, что там было сказано:
«О'кей, моя дорогая. Тебя приняли».
* * *
29 августа, вторник
128 фунтов, порций алкоголя – 0 (оч. хор.), 3 сигареты (хор.), калорий – 1456 (здоровое питание перед новой работой).
10:30. Офис. Только что звонила ассистентка Ричарда Финча, Пачули. Мне действительно предложили работу, но я должна приступить через неделю. Ничего не смыслю в телевидении, ну и черт с ним, мне здесь до смерти надоело, а кроме того, теперь для меня слишком унизительно работать с Даниелом. Лучше я пойду и скажу ему.
11:15. В это трудно поверить. Даниел весь посерел и уставился на меня.
– Ты не можешь этого сделать, – заявил он. – Ты хоть представляешь себе, как трудно мне пришлось в последние несколько недель?
Тут ворвалась Перпетуя – она наверняка подслушивала под дверью.
– Даниел! – взорвалась она. – Ты эгоистичный, самолюбивый, хитрый шантажист. Это ведь ты – прости меня, Боже – уволил её. Так что тебе остается, черт возьми, только смириться с этим.
Я вдруг подумала, что могла бы и полюбить Перпетую, хотя, конечно, не как женщину.
4 сентября, понедельник
126 фунтов, порций алкоголя – 0, сигарет – 27, калорий – 15, минут, проведенных в воображаемых разговорах с Даниелом, где я высказываю ему все, что я о нем думаю, – 145 (хор., лучше).
8:00. Первый день на новой работе. Должна создать себе новый имидж спокойного, всеми уважаемого человека и продолжать в том же духе. Не курить. Курение – признак слабости, оно подрывает личный авторитет.
8:30. Только что позвонила мама, и я решила, что она хочет поздравить меня с новой работой.
– Знаешь что, дорогая? – начала она.
– Что?
– Элейн приглашает тебя на их рубиновую свадьбу! – сообщила мама и выжидательно затаила дыхание.
Я была весьма озадачена. Элейн? Брайан-и-Элейн? Колин-и-Элейн? Элейн – жена-Гордона-бессменного-начальника-управления-дорогами-в-Кеттеринге?
– Она подумала, что было бы здорово, если бы кто-то из молодежи составил там компанию Марку.
Ах, вот оно что. Малькольм и Элейн. Породившие само совершенство – Марка Дарси.
– Кажется, он сказал Элейн, что, по его мнению, ты очень привлекательна.
– Фр-р-р. Не ври, – проворчала я (хотя мне было приятно).
– Во всяком случае, я уверена, что именно это он и имел в виду, дорогая.
– А что он сказал? – с подозрением спросила я.
– Сказал, что ты очень…
– Мама.
– Ну, на самом деле он употребил слово – эксцентрична. Но ведь это прекрасно, правда? Эксцентрична! В любом случае, ты сможешь его обо всем расспросить на рубиновой свадьбе.
– Я не собираюсь тащиться в Хантингдон, чтобы праздновать рубиновую свадьбу людей, с которыми я разговаривала единственный раз в течение восьми секунд, когда мне было три года, – только ради того, чтобы пересечься с богатым разведенным мужчиной, который называет меня эксцентричной.
– Ну, не говори глупостей, дорогая.
– Ладно, мне пора идти, – сказала я и поступила глупо, поскольку мама, как всегда, начала тараторить, как будто я отправляюсь на смерть и это наш последний телефонный разговор перед тем, как мне введут смертельную инъекцию.
– Он зарабатывал тысячи фунтов в час. Времени зря не терял – тик-так-тик-так. Я тебе говорила, что встретила на почте Мейвис Эндерби?
– Мам. У меня сегодня первый день на новой работе. Я очень волнуюсь. Мне не хочется говорить о Мейвис Эндерби.
– Господи, дорогая! А что ты собираешься надеть?
– Короткую черную юбку и майку.
– Послушай, ты же не пойдешь туда, как замызганный бродяга, в тусклых тонах. Надень что-нибудь яркое и нарядное. Как насчет твоего чудесного светло-вишневого костюма? Да, кстати, я тебе говорила, что Юна уехала путешествовать по Нилу?
Фр-р-р. Так разозлилась, что выкурила пять сигарет подряд. Не оч. хор. начало дня.
21:00. Лежу в постели, совершенно измотана. Я уже забыла, как это ужасно – начинать работать на новом месте, где никто тебя не знает. Люди начинают определять твой характер по любому случайному наблюдению или твоему слегка своеобразному высказыванию. А сама ты не можешь сделать даже такой малости, как сходить поправить макияж, не спросив, где женский туалет.
Я опоздала не по своей вине. Попасть в студию оказалось невозможно – у меня не было пропуска, а у двери стояли охранники, которые считают, что их работа заключается в том, чтобы не пускать сотрудников в здание. Когда я наконец добралась до приемной, меня отказались пускать наверх, пока кто-то за мной не придет. К тому времени было уже 9:25, а собрание начиналось в 9:30. В конце концов появилась Пачули с двумя огромными лающими собаками, одна из которых принялась прыгать и лизать мне лицо, а другая положила голову прямо мне на юбку.
– Это Ричарда. Правда же, они, это, великолепные? – пояснила Пачули. – Я только отведу их в машину.
– А я не опоздаю на собрание? – в отчаянии спросила я, нащупывая собачью голову между коленями и пытаясь оттолкнуть её.
Она осмотрела меня с ног до головы, как бы говоря: «И что?», а затем исчезла, таща за собой упирающихся собак.
В итоге, когда я добралась до офиса, собрание уже началось, и все оглянулись на меня, кроме Ричарда, чьи пышные формы были затянуты в странную зеленую шерстяную робу.