— Звук шел отсюда, — сам с собой разговаривал Макс, развернувший бурную деятельность. — А когда я посветил фонарем, он, должно быть, побежал сюда. Значит, в этой стене.
Стена казалась монолитной. Где тут может быть потайная дверь, просто в голову не лезло. Мы прощупали каждый камень по несколько раз и уже начали нервничать.
— Но ведь где-то он есть, раз вредитель ходит, — бушевала Мышильда. Именно ее гневу мы и были обязаны своей находкой. Сестрица заехала по стене пяткой и взвыла, а потом наклонилась посмотреть, во что ее угораздило влететь этой самой пяткой, и заметила металлический штырь. Он торчал между двух камней у самой земли и был почти не виден, но сестрица его нашла и стала дергать во все стороны. После чего раздался долгожданный скрежет и отодвинулась часть фундамента, образовав небольшой лаз. Максим сунул туда голову и заявил:
— Темно. У кого-нибудь есть спички?
— Фонарь есть, — вспомнила я и бросилась к подземному ходу, где мы обнаружили мумию. Наш рюкзак все еще находился там, если, конечно, Сашка не свистнул его вместе с покойником. Правда, Макс сказал, что не свистнул, и я побежала. Конечно, про ступеньку вспомнила в последний момент, когда начала грациозно оседать на пол, но изловчилась удержаться на ногах и ничего не сломала.
Рюкзак был там, где мы его оставили, а вот сам ход изменился. В том месте, где раньше лежала мумия, зияла основательная дыра, а по всему полу валялись куски битого кирпича.
— Чудеса, — сказала я, достала фонарь и сунула его в пролом в стене, однако ничего интересного не увидела. В полутора метрах находилась еще одна стена, сложенная из огромных валунов. Я покачала головой, вздохнула и бросилась к ожидавшим меня Мышильде и Максу.
— Ты чего так долго? — проворчала сестрица.
— Там стена обвалилась, — сообщила я.
— И что? — заинтересовалась Мышильда.
— По-моему, за ней древний фундамент, возможно, двенадцатого века.
— Надо бы посмотреть, — воодушевилась сестрица, которую опять потянуло на археологию.
— Потом посмотришь, — проворчал Макс. — Давайте с этой дырой разберемся.
Он сунул в лаз голову вместе с фонарем и через пару минут сказал:
— Мама моя… — из чего мы заключили, что видит он нечто чрезвычайно интересное, и разволновались. Попасть внутрь можно было только ползком, и Макс пополз, а мы вслед за ним. Однако ход почти сразу расширился, и вскоре мы могли уже стоять, Мышильда в полный рост, а мы с Максимом согнувшись в три погибели. Как видно, предки высоким ростом не отличались. Из каменного мешка, в котором мы сейчас стояли, лучами расходились три узких прохода. Мы вошли в первый и заорали в три голоса, со стены прямо на нас смотрел пустыми глазницами череп и вроде бы ухмылялся.
— Кто это? — пролепетала Мышильда с некоторым удивлением, а я подумала, что череп на вид довольно старый и не может принадлежать никому из пропавших. Об этом я и сказала. Мышильда, вяло ответив: «Да?» — стала приглядываться к черепу, мы подошли ближе и выяснили следующее: череп вовсе не был на стене, а лежал на какой-то каменной плите в нише, и не один, а в компании таких же черепов, Мышильда торопливо их пересчитала и выяснила, что их ровно пятнадцать, после чего мы заинтересовались плитой. На ней имелась выбитая надпись, вроде бы на старославянском, но буквы были так затейливо начертаны, к тому же стерлись от времени, и разобрать удалось только слово «днесь», хотя, может, и не «днесь» вовсе.
— Точно, двенадцатый век, — ахнула Мышильда, закатила глазки и прошептала:
— Находка века. Эх, пошла бы на исторический, защитила бы докторскую.
— Может, не двенадцатый, — усомнилась я, чтобы Мышильда не очень переживала из-за ошибок молодости.
— Вот увидишь, двенадцатый, — горестно покачала она головой. — Если б я была археологом, тогда бы, конечно, оказалось, что это городское кладбище, закрытое пятьдесят лет назад, а теперь точно будет двенадцатый и открытие века, только нам с того ни копейки.
— Нехорошо быть такой меркантильной, — укорил Макс, все еще пытаясь прочитать надпись. — Здесь стоял храм, а в храме чья-то гробница. Может, и не одна. Идем дальше.
Однако через несколько метров ход обрывался, может, произошел обвал, а может быть, ходы действительно пытались засыпать. Мы вернулись в каменный мешок, а потом пошли вторым коридором. Он оказался гораздо длиннее первого.
Мы шли уже минут пятнадцать, вдруг Максим остановился и стал внимательно рассматривать стены. Они того стоили, потому что это были уже не стены, а какая-то труба, и мы находились в ней. Прошли еще немного, впереди забрезжил свет, а вскоре фонарь стал вовсе не нужен. Труба заканчивалась крепкой решеткой, запертой на личину. Ключа у нас не было, потому мы довольствовались тем, что сквозь прутья поглядели на зеленую травку и вроде бы какой-то ручеек впереди. Зато звуки сюда доносились самые разные: шум транспорта, журчание ручейка и детские голоса. Максим крутился на коленях возле решетки, пытаясь что-то там разглядеть, и наконец заявил:
— Я понял, где мы. Прямо возле собора, под мостом.
— Если братец здесь шастает, значит, у него есть ключ, — заметила я, и все со мной согласились. Правильно, если нет ключа, то как же сюда войдешь?
Третий ход через несколько метров закончился земляной стеной.
— Их точно засыпали, — заметила сестрица, — а со стороны нашего дома они каким-то образом остались целы. Как думаешь, прадед о них знал?
— Он в них картошку хранил, — разозлилась я. — Если троюродному о ходах известно, значит, о них ему сообщили отец и бабка. — Логика моих умозаключений не произвела впечатления.
— Вовсе не обязательно, — скривилась сестрица. — Он мог узнать как-то иначе.
— Я бы на месте вашего деда спрятал сокровища здесь, — заявил Максим, тыча пальцем куда-то за мою спину. — Романтично, и вообще…
— Дурак он, что ли? — обиделась я за родственника. — Обвалится здесь все к чертям собачьим, и собственные бриллианты целый век не найдешь. То ли дело зарыть в родном подполе. И дом сгорит, так подпол все равно останется.
— А чего ж вы до сих пор не нашли свои сокровища?
— Как же, найдешь с вами, — рассвирепела Мышильда. — То бандиты понаедут, то мужья пропадают.
— Это кто же тут бандиты? — возмутился Макс, а сестрица сурово одернула:
— Молчи лучше.