— Этот быстроходнее, — заверил Рудый. Он тряхнул мокрым чубом, огляделся. — Только на весла посадить некого. Да и парус плоховат...
Рюрик ладонями утирал кровь с лица, та выступала из порезов над бровью и над переносицей. Лицо его было таким же угрюмым, как волны.
— Асмунда потерял, — выговорил он с мукой. — Да плевал я на великое княжение! Он был вторым отцом моему Игорю. Я ему жизнь доверял!
Рудый начал рубить веревки, закрепляющие парус. Ветер задул плотно, драккар перестал качаться, как лепешка в проруби, полез на волны. Холодные брызги летели на палубу, борта гудели от ударов волн.
Откуда-то донесся сдавленный крик. Рюрик в панике хлопнул по мечу в ножнах:
— Кто-то остался?.. Внизу, где Умила?
— Вроде бы крик не из каюты, — предположил Олег.
— Пьяный, — сказал Рудый уверенно. — Проспал битву. Такое бывает. Помню, однажды при Гавгамелах...
Крик донесся снова. Олег покрутил головой, Рюрик и Рудый навалились животами на борт, до рези в глазах всматривались в темные бушующие волны с белыми гребешками пены. Рюрик долго вслушивался, предположил нерешительно:
— Морские наяды заманивают?.. Я слыхал про них.
Рудый передернул плечами, возразил:
— Голос вроде бы не бабий! Но и не драконий... У дракона должен быть намного гуще... Вот так примерно.
Он присел, надулся, завыл басом, выпучив глаза и страшно багровея. Рюрик покачал головой:
— Ты и драконов морских зрел?.. Угораздило меня таким воеводой...
Рудый ответить не успел, голос донесся снова — слабый, задыхающийся:
— Две во... роны... Куды пялитесь...
Оба одновременно посмотрели вниз. В белой пене мелькала, часто скрываясь из виду, мокрая голова и пальцы, судорожно вцепившиеся в квадратную дыру для весел. Когда драккар нырял, голова исчезала, даже руки скрывались в волнах.
Рудый метнулся за веревкой, крича во весь голос:
— Асмунд, дорогой, продержись чуток!
Он опустил петлю, ее мотало, но руки Асмунда уже расцеплялись — тяжелые доспехи тянули на дно. Рюрик схватил Рудого за шиворот, опустил головой вниз. Тот повис с протянутыми руками, дотянулся и ухватил Асмунда за кольчугу на шее. Рюрик потянул, Рудый взвыл: намокший Асмунд весил как два матерых медведя. Рудого раздирало надвое. Олег ухватился за Рудого с другой стороны, вдвоем кое-как перевалили воеводу через качающийся борт.
Асмунд сидел на дощатой палубе в луже воды, мокрый, злой. Его сразу вывернуло морской водой, он долго кашлял, наконец сказал остервенело:
— Жилы лопаются, а они токуют, как влюбленные тетерки, о наядах и драконах! Похож я на морскую деву?
— Я говорил только о драконах, — быстро заверил Рудый. — Малость смахиваешь. Я сам видел одного. Огромный, страшный! Повадился к нам кур таскать, а потом его моя бабушка палкой пришибла...
Из нижнего трюма вылезла Гульча. Вид у нее был хмурый, на лбу блестели бисеринки пота. Она оглядела мужчин, сказала серебряным голосом:
— Здесь свинарник еще больший, чем на драккаре, но еда лучше. И вина шесть бочек!
— Кто что ищет, — заметил Рудый одобрительно. — Гульча, выходи за меня замуж!
— Сколько же кораблей потопили, — вздохнул Асмунд. Он тяжело поднялся, все еще держась за канат. — Покажи, дочка, где переодеться и обсушиться. Ты уже обжилась здесь, как я гляжу. Веди туда, где эти... шесть сосудов.
Он побрел за Гульчей вниз. Рудый бросил вслед саркастически:
— Это он называет сушиться!
— Род вылепил человека из хорошей глины, — успокоил его Олег. — Слепок прочен — не измокает, хотя, бывало, пьет с утра до ночи.
— Слепок?
Судя по вороху вещей, сваленных в захваченном драккаре, викинги успели пограбить и на берегу, но большей частью сокровища были с кораблей. В сундучках и скрыньках было тесно от монет: ромейских, арабских, меровингских. В грубом мешке из шкуры нашлись золотые слитки, серебряные гривны, жемчуг, яхонты.
Глаза Рудого блестели, он перебирал драгоценности трясущимися руками, но Асмунд грубо резанул:
— Сперва надо убрать трупы. Смердят!
— Когда успели? — огрызнулся Рудый. — Еще тепленькие!
— Хватает и с душком.
Среди цветных тряпок и роскошной одежды в самом деле попадались трупы, полуразложившиеся, несмотря на холодные дни. Рюрик наткнулся на отрубленные головы, а Умила подскочила с визгом: села на ящик, доска прогнулась, в щель хищно высунулась полуобглоданная крысами кисть и царапнула по полу.
Очистили драккар, отворачивая носы, выбросили тряпье, затхлую одежду. Гульча обильно поливала палубу морской водой. Она первая заметила, что дождь и ветер утихли, встревожилась:
— Как же теперь?
— Хорошо, — сказал Рудый с облегчением. — А то мой желудок даже не в горле, а где-то между ушей.
Олег встревоженно оглянулся на оставленное судно, оно еще виднелось за высокими волнами:
— Подолгу здесь бывает затишье?
Рюрик ответил хмуро:
— По неделе. Бывает, больше. Потому тут обычно ходят на веслах, а парус как баловство — на всякий случай.
Они с тревогой посматривали на далекий парус оставленного драккара. Одни там викинги или уцелели и рыбаки — все равно резню уже прекратили, вот-вот сядут на весла! Без приказа, лишь обменявшись взглядами, они разбежались по драккару. Рюрик первым начал вырубывать хищно задранный нос боевого корабля своим мечом, потом подобранным на палубе топором. Рудый бегом принес две тугие связки канатов. Из трюма поднялся потревоженный грохотом Асмунд, с ходу ринулся со своим исполинским топором на помощь князю. Стоял треск, грохот, Рюрик рубил сильными частыми ударами. Асмунд обрушивал острое железо с придыханием, перерубая брусья с двух-трех ударов.
В страшной спешке они наскоро связали плот. Рудый вколотил колья для весел, и с натугой перевалили стянутые вместе брусья через борт. Шумно плеснуло, плот на миг ушел под воду. Рудый спрыгнул на мокрый настил, подтянул ближе за канат. Асмунд подал ему пару весел. Олег послал Гульчу за княгиней, наконец все сгрудились на плоту.
Брусья сразу осели, едва-едва выступая над водой, между ними злорадно захлюпала вода. Волны вскидывали плот как щепочку — десяток толстых брусьев да широкие доски, спешно сорванные Рудым с палубы и набитые сверху. Под тяжестью плот осел, волны начали перекатываться через край, ноги сразу оказались в ледяной воде. Олег и Асмунд вбили штыри, протянули веревку, и Умила судорожно вцепилась в нее одной рукой, другой прижимала Игоря. Она сидела прямо на мокрых бревнах, Игоря держала на коленях, не давая ступить в воду.