Лук трещал, могучие мышцы Гонты были как выкованы из темной меди. Тугие жилы страшно застыли, и не сразу было видно, что этот металл живет, мышцы сокращаюся, вздуваются, рука оттягивает тетиву все дальше, а гигантская дуга лука медленно гнется.
Бисеринки пота на лице Гонты превратились в капли. Одна поползла вниз, прокладывая мокрую дорожку, слилась с другой, укрупнилась и поползла быстрее, обогнула бровь, сползла по переносице. Гонта побагровел сильнее, лицо приобретало синюшный оттенок. Уже все капли ползли вниз, лицо стало мокрым как после ливня. Края раны на спине раздвинулись, снова поползла струйка крови. Мясо выглядело вспухшим, воспаленным.
Мрак увидел как начинает вздрагивать стрела, сказал настойчиво:
— Пора.
Гонта на миг остановился, но нечеловеческим усилием оттянул стрелу еще на ширину ладони. Дрожь прошла по его телу. Мрак страшился, что стрела сорвется, уйдет в небеса или в землю, но Гонта страшным напряжением все еще держался, а тетиву сумел отодвинуть еще на ширину пальца.
— Стреляй, — сказал Мрак.
— Стреляй, — сказал за ним Шулика, а следом послышались голоса артанцев:
— Жилы порвешь, мужик...
— Стреляй, а то кишки лопнут...
— Давай, иначе пуп развяжется...
— Не дури, кровью изойдешь!
Гонта оскалил зубы, замер на миг, затем диким усилием сумел отодвинуть тетиву со стрелой еще чуть, коснувшись ею уха. Темные от солнца руки стали красными, словно вся кровь прилила к ним, а лицо, напротив, смертельно побледнело. Глаза смотрели вперед, только он один зрел что там вдали. На пине затрещали волоконца. Рана от топора ширилась, там рвалось, лопалось, свежая кровь освобожденно хлынула широкой струей.
— Гонта, — напомнил Мрак, — довольно!
Гонта застыл, видно было нечеловеческое напряжение во всем теле, рука со стрелой отодвинулась еще на волосок. Внезапно на лбу лопнула жила. Кровь брызнула алыми струйками, обагрила стрелу и повисла на ней мелкими рубиновыми каплями. Гонта страшно оскалил зубы. Кровь поползла по лицу, затекла в левый глаз. Он яростно вытаращил правый, и тут от усилий лопнули жилки на висках. Кровь цвиркнула тонкими горячими струйками. Он вскрикнул нечеловеческим голосом:
— Куявия!.. Я — сын твой!
Последним рывком сумел оттянуть тетиву еще чуть, уже за ухо. Затем стрела исчезла, послышался звонкий хлопок. Тетива задрожала, разбрызгивая алые капли крови. Гонта счастливо закрыл глаза, колени его подгибались. Мрак с криком «Дурак!» бросился к нему, только он успел увидеть как тетива рассекла незащищенную кожаной рукавицей руку до крови... нет, рассекла вместе с костью! Большой палец упал на камни, разбрызгивая кровь и еще дергаясь в последнем усилии держать древко лука.
Гонта рухнул как срубленный дуб. Мрак перевернул его на спину. Искаженное нечеловеческим напряжением лицо Гонты медленно расслаблялось. Губы шевельнулись, Мрак услышал только женское имя, но это не было имя богини, которой он вверял душу.
Додон трясся, суетливо спрашивал:
— Все видели стрелу?.. Все видели куда полетела?
— Замолчи, — ответил наконец Шулика устало. Он подошел к краю, долго смотрел в сторону реки. — Там везде мои отряды. А стрелу куява сразу увидят и скажут, где упала.
Горный Волк навис над Гонтой, попытался пнуть ногой в лицо. Мрак подставил свои сбитые цепями в кровь руки.
— Издох?
— Погиб, — прошептал Мрак, он подул в лицо Гонте, пощупал жилку на шее. — Не верю... Погиб! За что? За эту жалкую тварь? За то, чтобы он попрежнему сидел на троне?
Мрака стащили с башни, когда во двор ворвался взмыленный всадник. Еще издали закричал сорванным голосом:
— Воевода!.. Воевода! Стрелу нашли!
Шулика быстро обернулся:
— Где?
Всадник ответил плачущим голосом:
— Мы переправлялись через реку на эту сторону. Она на излете ударила в горло твоему сыну Соколенку. Он как раз вел отряд.
Шулика прошептал мертвым голосом:
— Мой сын... Он ранен?
— Нет, — ответил всадник упавшим голосом.
— Сильно ранен?
— Он убит. Прямо посреди реки! На месте, где кордон с этой проклятой Куявией.
Шулика закричал как пораженный насмерть зверь. Мрак видел как он ухватил себя за волосы, рванул, пустил по ветру целые горсти, и, словно ощутив в этом облегчение, принялся рвать снова, упал и катался по земле, стуча головой о камни, разбивая в кровь лицо.
Во двор c пронзительным визгом ворвались на быстрых конях всадники. За спинами развевались длинные волосы. Их было не больше десятка, но следом неслась колесница, влекомая парой взмыленных вороных коней. С вожжами в руках стояла во весь рост полная женщина с короткими черными волосами.
— Медея, — пронесся общий вздох.
— Царица поляниц...
— Что-то теперь?
Артанцы по знаку Горного Волка вытащили топоры и встали в боевую линию. Он хотел отдать еще какой-то приказ, но Шулика нашел силы прошептать что-то, и его люди с места не сдвинулись.
Медея, такая непривычная с короткими волосами, впервые не сошла с колесницы, а спрыгнула. Народ поспешно дал дорогу. Посреди двора в окружении вооруженных артанцев лежал Гонта. Широко раскрытые глаза невидяще смотрели в грозно нависшее небо. По залитому кровью лицу неторопливо сползала застывающая темная струйка. На груди пламенела россыпь крупных капель, похожих на драгоценные рубиновые камешки.
— Гонта!
Она с криком упала на труп мужа. Артанские воины почтительно отодвинулись еще на два-три шага, тесня народ, и оказались рядом с поляницами. Те стояли кольцом, легкие мечи в руках, дротики наготове.
Медея провела ладонью по лицу Гонты. Глаза закрылись, искаженное судорогой лицо расслабилось. Наконец-то, говорили его губы беззвучно, мы не ссоримся. Наконец-то Медея плачет не из-за меня, а по мне.
Лицо ее стало мертвенно бледным. Черным от горечи голосом выговорила с трудом:
— Ты погиб... отдал жизнь за земли, где тебя сделали вором... где была награда за твою голову! Есть ли на свете справедливость?
Гробовое молчание было ответом. Мрак сказал глухо:
— Медея, боги создали мир... каков он есть.
— Несправедливым!
— Но пришли такие как Гонта! Медея... мир по капельке, по песчинке становится лучше.