Сбоку послышались крики – Самокат за волосы тащил боевика, совсем еще подростка. Парень глуповато таращился на трупы своих товарищей, командира. Его штаны были мокрыми, явно обмочился…
– Поделим на двоих, – шепнул ему Самокат, когда, сплавив пленного к своим со второй парой, они шмонали тела убитых врагов, нашли в рюкзаке убитого Ваней полевого командира увесистую пачку долларов.
– Так не по-честному. Надо на всех. – Иван был тверд.
– Ты че?! Мы их всех ухлопали! Бабки наши! Твои и мои! И все! – Юрец злобно, как чужой, посмотрел на Ваню, и тот понял, что совсем не знает своего закадычного друга. Дерьма-то в нем, оказывается, хватает.
– На всех поделим, понял? – гаркнул Иван.
…Пленный выл, глядя на мертвых солдат Российской армии, только что убитых в засаде, участником которой он был. Лейтенант вышел из прострации и теперь вяло отдавал распоряжения, но был еще явно не в себе… Тоже, вовлекают мальцов в смертные дела, уроды! Со всех сторон – уроды…
– Не вой, в контрразведку тебя отвезем, жить будешь, гад, а друзей нам уже не вернуть, – крикнул Иван пленному.
…А вечером, когда они добрались до расположения своей части и Ваня раздавал боевым друзьям деньги, к ним в КУНГ вломились контрразведчики. Во главе с майором Джамбуловым, глаза которого горели, а руки тянулись к добытым в бою долларам. Духнова отвезли на базу, где пришили ему мародерство, еще и расправу над захваченным подростком, которого Иван велел доставить им, контрикам. А затем в кабинет вошел Юрка-Самокат! Оказалось, очная ставка.
– Так это ты? Ты постарался? – яростно выкрикнул Ваня.
Пряча глаза, тот сделал вид, что не расслышал. И дал подробные показания. Все, как по-писаному. Очная ставка длилась недолго. Стукача отпустили. А Ваню принялись мурыжить по полной программе. И укатал бы обозленный тем, что баксы оказались фальшивыми, контрик Джамбулов Ивана на долгие годы, да вмешался комдив. Генерал хорошо помнил, как полгода назад ефрейтор Ваня со своими ребятами вскрыл засаду, которую бандиты готовили ему лично. Комдив и замазал все дело. А когда Ваня вышел из «крытки», Юрку-стукача уже спешно перевели в какую-то другую часть. Спрятали…
Почему-то именно рожа Юрки-Самоката ухмылялась из темноты его бессонных ночей. Где-то живет этот гад, топчет землю. И ничего ему не делается и не сделается. Это только в книжках все дерьмовые личности получают по заслугам. Жизнь проще. Расслабился, поверил кому-то – твои дела. Только потом не обижайся на того, кому поверил. Обижайся на себя. Или вообще не обижайся. Гогочи над очередным проколом. Так явно легче жить.
Странно другое. Он мог годами не вспоминать о предательстве того, кого считал когда-то надежным другом. Но вдруг из ничего возникало видение, а следом случалось очередное предательство: большое или маленькое, но обязательно случалось. Перед тем звонком адвоката по поводу развода с Алиной ему почему-то тоже явился Юрка, и весь тот день запомнился Ивану из-за непонятно откуда взявшегося ощущения тревоги и тоски.
И ведь случилось же! Верная, стало быть, примета. У кого-то черная кошка дорогу перейдет – страшно. А у Ивана – предатель привидится. И – быть какой-то гадости.
Только что за гадость могла случиться?
Ну, работа у него непростая. Пациенты всегда чем-то недовольны. Хотя… Сейчас все вроде спокойно. Родные все здоровы. Алешку отдадут. Чему быть-то? Что ждать?
А под вечер раздался звонок. Незнакомых звонков Иван остерегался: Алина вроде успокоилась в последнее время, но всплески бывали. А с другой стороны, если Самокат привиделся, значит, должно же что-то случиться? Пусть будет звонок от Алины. Он привык. Это не самое страшное.
– Слушаю вас, – отозвался Иван.
– Вань, привет, это Семен, если помнишь такого, – послышалось из трубки.
Еще бы не помнить! Тот самый Сеня, с кем судьба распорядилась воевать бок о бок. Один из самых надежных. Почти как Юрка. Иван усмехнулся.
– Сень, помню, конечно. Как ты меня нашел?
– В Сети, Вань. Тебя легко найти. Фамилия, имя, отчество, и выплывает знаменитый пластический хирург со всеми координатами. Только над номером мобильника потрудиться пришлось. Остальное – легко.
Ивану бы встревожиться, а он обрадовался. Как ни крути, как ни перекраивай воспоминания, а Семен был человеком светлым и надежным. И судьба его казалась светлой и крепкой. Рядом с ним пропадал страх. Вечно он какие-то стихи перекраивал, пел что-то несусветное.
Мы наш, мы новый мир разрушим
До основанья, а затем,
Мы снова новый мир построим,
И снова станем мы ничем, ничем, ничем!
Импровизировать на темы «Интернационала» Сеня мог часами и не иссякал. Поневоле начнешь прислушиваться и отвлекаешься от нехороших мыслей.
Это есть предпоследний, нерешительный бой,
Ховайся, кто может,
Чтоб выжил род людской, —
с такими напевами шел в атаку Семен.
А у него, между прочим, были причины унывать и горевать даже. В армию он попал, так как провалился на вступительных в МГИМО. Он и сам потом даже себе не мог объяснить, какого лешего он забыл в этом вузе и почему туда поперся. Скорей всего девушке своей хотел чего-то доказать. А мог бы вполне себе поступить в какой-нибудь МАИ, МАДИ и тому подобное. Прошел бы. Но сунулся, куда не звали и где не ждали. А потом запереживал и не стал больше рыпаться. Короче, попался. И со злости на себя и весь мир не стал косить от армии, а оказался в ней. Да еще в самое такое время. Девушка его как раз поступила. Но она поступала просто в пед на дошкольную психологию, так как очень любила детей и заранее интересовалась их внутренним миром. То, что они любят друг друга, выяснилось у них на выпускном, лето ушло на всякие там экзамены, потом облом с Сениным вузом. В итоге обрели они друг друга по-настоящему перед самыми проводами Сени на службу. Она обещала, что будет ждать. Он ей верил. Исступленно и упрямо верил каждому ее слову. Переписывались, как маньяки. Письма Сене приходили пачками: невеста писала несколько раз на дню. Все ему завидовали: ни у кого из них ждущих девушек на гражданке не оставалось. А однажды получил Сеня сногсшибательную весточку: девочка его оказалась беременной! Вот так – с первого раза Сеня попал в десятку. Если б они, дураки, до его армии расписались, мог бы и рыпнуться, чтоб было ему послабление: хотя бы служить поближе к дому. А тут она ему юридически никто. И пошел Сеня в самое пекло. А девочка родила ему двух парней-близнецов! Во как! Поэтому, уверен был Сеня, ничего с ним случиться не может. Потому что у сыновей должен быть отец. Раз они получились, значит, он у них должен быть. И точка.
Все так и вышло. Довоевали. Выстояли. Вернулись. А потом пути их, как водится, разошлись. Ивану настоятельно требовалось забыть и армейскую службу, и то, из-за чего он в армии оказался. Вот он и избегал. Тем более воспоминания ничего хорошего не сулили. А Семену он был рад. По-настоящему!