Постепенно дома кончились, а дорога, постепенно поднимаясь в гору, превратилась в узкую тропку. В одном месте ее пересек ручей, он прядал, как заяц, через камни. Далеко впереди его ждет огромная спасительная нора большой реки, там ручеишка укроется от всей напастей.
— К какому дому ты ведешь, — удивился Олег, — мы же прошли уже все...
— Там еще один, — заверил Скиф.
Каменная стена приближалась, но еще ближе прямо из каменного основания выросла башня из старого желтого гранита, обгрызенная временем. От самой вершины с остатками укрытий для стрелков и до низа ее рассекла глубокая трещина. Изнутри лез дикий виноград, корявые деревца лепились всюду.
Они проехали башню, подъем становился все круче, и тут за поворотом Олег увидел последний домик, что, казалось, прилепился к самой середине горы, но затем стало видно, что гора в этом месте как бы отступила, между домиком и горой есть место еще и для немалого сада. От домика виднеется только оранжевая крыша, все остальное тонет в зелени.
Олег не смотрел на Скифа, но ощутил, как тот напрягся, даже задержал дыхание. Узкая улочка, изгибаясь, привела к этому небольшому аккуратному домику, чистенькому, свежему, словно только что выстроенному или даже выросшему из сухой земли.
Перед домом растут яркие цветы, у Олега защемило сердце от их чистоты, беззащитности, уязвимости. Нет даже оградки, чтобы защитить от прохожих, которым стоит только сделать шаг в сторону...
По обе стороны тянется небольшой заборчик, который легко перешагнет даже подросток, а дальше все утонуло в буйной зелени сада. Справа от дома калитка, от нее узкая дорожка, посыпанная золотым песком и огороженная с обоих боков красными камушками.
Скиф спрыгнул с коня и, держа его в поводу, подошел к калитке, что едва достигала ему до пояса. Отворилась легко, без скрипа, словно сама по себе. Олег тоже слез на землю, а Скиф уже повел коня прямо по усыпанной золотым песком дорожке.
Деревья, как заметил Олег, растут дальше, а здесь с обеих сторон карабкаются на домик толстые виноградные лозы. В красноватых лучах заходящего солнца широкие узорчатые листья выглядят темнее, таинственнее, словно наполненные иной жизнью, а сами великанские гроздья, где каждая виноградина крупнее голубиного яйца, кажутся чем-то невероятно сказочным, ненастоящим.
Олег оглянулся, с этой высоты видно весь город, даже реку по ту сторону города. Река как будто течет жидким серебром, а по серебру пролегла багровая дорожка от закатного солнца. Зеленый берег, напротив, сияет ярким изумрудным цветом. Зажатый в излучине город как будто старается выскользнуть из стальных объятий реки, стремится ввысь башенками, домами.
Он с удовольствием втянул в себя воздух, сияющий и чистый. Все здесь чистое, отмытое, даже небо удивительно блистает свежестью, словно и не закатный вечер, а полдень после только что отгремевшей летней грозы.
С конем в поводу вошел в сад. Конь старался дотянуться мордой до зеленых веток. Скиф сказал натужно веселым голосом:
— Ляна!.. Ляна, ты где?..
Несколько мгновений ничего не происходило, в саду и в доме было тихо. Затем в кустах зашелестело, ветви раздвинулись, нет, даже разлетелись в стороны, словно зеленая птица распахнула крылья. Выметнулось нечто визжащее, загорелое, босоногое, в мгновение ока пересекло дорожку и прыгнуло Скифу на грудь.
Он поймал на лету, успел виновато оглянуться на Олега. А девушка, это была молодая девушка с дивно коротко постриженными волосами, висела у него на шее, визжала счастливо, болтала в воздухе босыми ногами, целовала в нос, губы, щеки, напоминая большого ликующего щенка, что сходит с ума от радости, что вот обожаемый хозяин снова здесь, вот его божествен-ный запах, вот он сам...
Олег взглянул на девушку и решил, что она миленькая. Хорошенькая и миленькая. Потом решил, что ее с натяжкой можно бы признать даже красивой, несмотря на короткие волосы, босые исцарапанные ноги, плотный загар, присущий только женщинам из простонародья, привыкшим проводить на полевых работах целые дни.
Скиф с трудом оторвал девушку, поставил ее на землю. Она снова порывалась броситься ему на шею, он удержал.
— Ляна, — сказал он с упреком, — веди себя прилично!.. Ляна, мы не одни. Это мой друг, зовут его Олег.
Девушка повернулась к Олегу. Она смотрела с откровенным любопытством ребенка. Он посмотрел в ответ так же пристально, но девушка не отвела взгляда. Она смотрела прямо и просто, не взмахивала длинными пушистыми ресницами, не поворачивалась в профиль, чтобы он лучше оценил безукоризненную линию ее носа и подбородка, не улыбалась таинственно, как делают даже самые красивые и знающие свою красоту женщины, она просто изучала простодушно и честно.
— Здравствуй, Ляна, — сказал он с натугой. — Как тебе такие непрошеные гости?
Она весело рассмеялась, ее лицо сразу преобразилось. Глаза засияли ярче, он решил для себя, что она не просто красивая, совсем не просто.
— Я всегда рада гостям, — ответила она чистым и нежным, как у ребенка, голосом. — Да если еще со Скифом!
— Со Скифом, — подтвердил Олег. — При Скифе.
Скиф зыркнул сердито, подозревая насмешку, но Ляна уже ухватила обоих за руки, потащила к дому. Олег оглянулся на коней. Те преспокойно щипали траву, хватали зеленые ветки кустов. Надо бы расседлать, стреножить, мелькнула мысль, но другая, все оценивающая, подсказала, что лучше все оставить как есть. Похоже, здесь хозяйка сама знает, что делать.
Перед домом рядом с крыльцом Олег заметил бочку с водой. Скиф и Ляна вошли в дом, а он сбросил волчовку и с наслаждением плеснул себе на раскаленную грудь обеими пригоршнями. Вскрикнул от неожиданности: хотя бочка на солнцепеке, но за весь день почему-то не нагрелась, холодная, как будто только что из самых дальних глубин земли.
Скиф вскоре вышел, тоже вымылся, фыркал, гоготал, расплескивал воду. Ляна проворно вынесла легкий стол, установила под навесом. Когда Олег уселся, там уже стояли блюда с холодными ломтями мяса, рыбы.
Ляна от счастья не могла усидеть, вскакивала, бросалась в дом, приносила головки сыра, свежее молоко, сладости, а то бросалась в заросли винограда и с торжеством приволакивала такие гроздья, что Олег пораженно крутил головой, настолько огромных еще не встречал. Все это время она смотрела на Скифа с откровенной нежностью, губы ее что-то шептали, глаза смеялись, она даже напевала под нос и, снова убегая в дом, пританцовывала, а то и вовсе скакала на одной ножке.
Однажды вдруг смутилась, покраснела, глаза распахнулись, стали размером с два блюдца.
— Ой, что это я к вам так пристаю!.. Говорят, мужчинам надо оставаться наедине, говорить о войнах и битвах? Все, убегаю...
И унеслась раньше, чем успели остановить. А Ляна ускакала вприпрыжку в глубину сада, так с горы срывается мощный поток холодной воды, и когда с той стороны, как вот сейчас, дул ветер, тончайшую холодную пыльцу доносило до самого дома.