— Ты разве в Баиловской сидел? Мне говорили, что в КГБ тебе место нашли.
— Оттуда и сбежал.
— Молодец, слушай, — захохотал Жора, — какой ты молодец. Приезжай сейчас в ресторан. Такой стол накрою! Это ведь и твой ресторан тоже.
— Дела идут хорошо?
— Лучше не бывает. Прибыль я твоим в Баку ежемесячно посылал.
— Спасибо, Жора, я знаю.
Это был твердый закон старых «цеховиков». Если товарищ попадал в тюрьму, его семья по-прежнему получала его долю. Как при живом кормильце. И никто не смел отнимать эти деньги у семьи. Только сам владелец доли имел право её продать. Даже из тюрьмы. Деньги в таком случае тоже привозили в семью. Если владельца пая приговорили к смертной казни, наследником доли становилась его семья, которой сразу выплачивали всю сумму. Законы были строгие и всегда соблюдались. По территории бывшего Советского Союза было несколько очень авторитетных людей, которые выполняли роль «судей» при разборках. Они прибывали в город и решали споры между владельцами подпольных «цехов». Их слово было мудрым и решающим. И все ему подчинялись. Недовольных и неподчинившихся ждало страшное наказание. Их не только исключали из своего состава, но и выдавали местным правоохранительным органам. В шестидесятые-семидесятые годы редко когда сводили счеты с помощью наемных киллеров. Достаточно было навести на подпольное производство правоохранительные органы. Производство, разумеется, закрывали, а его организатор получал пятнадцать лет тюрьмы в лучшем случае. В худшем ему грозила высшая мера наказания. Государство успешно справлялось с отступниками, и не было никакой нужды в киллерах. Лишь позднее, в конце восьмидесятых, когда слова «государство» и «правоохранительные органы» начали вызывать смех, разборки среди уважаемых людей начали происходить с помощью ножа или автомата.
— Мне срочно документы нужны, — попросил Мурад.
— Местные? — сразу понял Жора.
— Да. Скажи мне, сколько? Примерную цену я знаю.
— Не знаешь. Цена выросла. Сейчас берут пятнадцать тысяч.
— Ты посмотри, как дорого. Ладно, пусть делают.
— Тебе?
— Нет.
— Тогда привези утром фотографию и его данные.
— Привезу. Как твои внуки?
— Хорошо. Уже взрослые совсем. Завтра вечером у нас будешь в гостях, там их и увидишь.
— Завтра не могу. Послезавтра с удовольствием.
— Договорились, дорогой. Значит, завтра утром я тебя жду.
— Обязательно. Гасанов положил трубку.
— Пятнадцать тысяч, — задумчиво произнес он, — как выросли цены в этом городе. Просто ужас.
— Ничего, я согласен, — быстро сказал Ионидис.
— Знаю, что согласен. Поэтому и договорился с ним на завтра. Идем спать. У нас завтра тяжелый день.
— Надеюсь, что и удачный, — прошептал грек. В половине второго ночи зазвонил телефон. Гасанов, заспанный и недовольный, снял трубку.
— Кто говорит? — спросил он хриплым голосом.
— Это Рафаэль говорит, — услышал он голос родственника из Лондона, — тебя уже отпустили? Видишь, я оказался прав.
— Да, — он сразу пришел в себя, — откуда они знают про деньги, Рафаэль? Клянусь всеми родными, чтоб я сдох, я никому ничего не говорил.
— Не беспокойся, я все знаю. Завтра днем позвонишь Кериму, скажешь, от меня. Пусть встречают вечерний самолет. Там Зоя прилетит. Она передаст бумаги Кериму, а тот даст их тебе. Понял?
— Конечно, понял. А что за бумаги?
— Это тебя не касается. Твое дело деньги спрятать, быстро и надежно. А бумаги она передаст. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — он положил трубку. Из соседней комнаты его слова внимательно слушал Пападопулос-Ионидис.
Следующий звонок раздался в половине десятого.
Гасанов, снова сонный, поднял трубку.
— Доброе утро, — раздался вежливый голос.
— Кто говорит? — заспанным голосом спросил Гасанов.
— Петр Савельевич. Мы, кажется, договаривались сегодня созвониться.
— Да, я помню, — недовольно ответил Гасанов, — как с вами связаться?
— Наш друг звонил вам?
— Звонил.
— Прекрасно. Мы ждем его звонка. Как только он нам позвонит, мы перезвоним вам. Будьте дома, никуда не выходите.
Гасанов бросил трубку.
Завтрак был испорчен томительным ожиданием. По предложению Гасанова его гость сам поехал в ресторан к Жоре передать деньги и свою фотографию, благо сделать её можно было моментально почти на каждом углу.
Грек действительно довольно быстро сделал фотографию, нашел ресторан и передал деньги высокому старику с красными, слезящимися глазами. И по дороге заехал в оружейный магазин, купил себе за двести долларов прекрасный газовый пистолет «Вальтер» последней модификации. С ним он и вернулся в квартиру Гасанова. Тот сидел у телефона, проклиная все на свете. Но терпеливо сидел.
В это же самое время Дронго разговаривал с Багировым в Лондоне.
В двенадцать тридцать по московскому времени Багиров позвонил неизвестному Петру Савельевичу и подтвердил свое согласие. Через пять минут после этого он позвонил Гасанову.
— Слушай, Мурад, внимательно, — немного задыхающимся голосом сказал Багиров, — очень внимательно. Ты должен прямо сейчас поехать к Кериму. Скажи ему, пусть привезет в аэропорт лучших людей. Туда прилетят из Лондона Зоя и еще один человек. Пусть обязательно встретят. Я не могу говорить все это по телефону самому Кериму, его телефон может прослушиваться. Как, впрочем, и твой. Зоя сама документы не найдет. Только с помощью этого человека. Окажите ему всяческое содействие.
— Понимаю, — Гасанов уже начал смекать, насколько важны эти неизвестные ему списки.
Только положив трубку, он вспомнил про своего гостя. Тот сидел на диване за его спиной и улыбался.
— Чего ты улыбаешься? — разозлился Гасанов.
— Смешная ситуация. Только сбежали из тюрьмы и сразу попали в неприятную историю. Мы просто какие-то невезучие.
— Еще поиздевайся, — строго сказал Гасанов, — тебе, конечно, все равно. Ты ведь завтра паспорт получишь и сразу в самолет, в свою Грецию. А я останусь в этом дерьме на всю жизнь. И никто меня отсюда уже не вытащит.
— Ты сними где-нибудь дом или виллу, — предложил грек.
— Не смогу, — тихо произнес Гасанов, — я без своего города жить никак не смогу.
— А ты романтик, — улыбнулся грек, — люблю романтиков. Они всегда такие чистые и наивные.
В этот момент раздался еще один звонок. Это был снова Петр Савельевич.