– Надо придумать, как скрыть это от прессы. – Елена подошла к стоявшему у окна Мэю. – Хотя эта история могла бы чудесно поднять сборы. – Она закрыла окно. Табачный дым все еще витал над ее волосами, на миг сделав ее похожей на Медузу Горгону. – В эту постановку вложена уйма времени, энергии и денег. Она должна развеселить лондонцев и неделю за неделей будет поднимать моральный дух тысяч людей. – Она повернулась к детективам. – Много лет совет планировал поставить «Орфея», учредив для этого государственную компанию, привлечь международное финансирование, нанять самих дорогих исполнителей. Война заставила нас удвоить усилия. Провал окажется подлинной катастрофой. На карту поставлено наше будущее. Если «Орфей» не сможет окупить затраты на постановку, в дело вступят страховщики и один из наших величайших театров закроется до конца войны, а возможно, и навсегда. С другой стороны кого всерьез волнует, что случилось? Всех больше беспокоит собственная безопасность, нежели слухи о несчастье, постигшем какую-то танцовщицу. Через четыре дня у нас премьера. – Елена ощущала себя более защищенной, когда у окружающих возникало впечатление, что мягкость и доброта чужды ей в принципе. – Насколько нам известно, в воскресенье она допоздна работала, а потом ушла домой. Разве она не могла решить, что данная роль не для нее, и уехать из страны?
– Елена, не кажется ли тебе, что ты у нее в долгу? – спросил Бенджамен. – А вдруг кто-то затаил зло на исполнителей? Как насчет безопасности других членов труппы? И безопасности зрителей?
– Тебе не хуже меня известно, что зал и сцена никак не соприкасаются между собой.
– В самом деле? – спросил Мэй.
– Пространство за кулисами и зрительный зал – это два совершенно разных мира. Попасть из одного в другой можно, лишь пройдя через двери подземного перехода. Их всего две, одна заперта в течение многих лет. Не думаю, что кто-то еще помнит, где от нее ключи. – Она затушила сигарету. – Разве что кто-нибудь из труппы мюзикла «Нет, нет, Нанетта», кого свела с ума Джесс Мэтьюз.
– Я могу провести расследование, ограничив информацию для прессы, если вы действительно считаете, что спектакль поднимет моральный дух в городе, – предложил Брайант.
– Играть в молчанку с одной стороны будет нелегко. Стоит кому-нибудь из актеров добраться до телефона, как все сразу станет известно. Для атмосферы в таком месте, как это, нет ничего опаснее смерти. – Елена знала, как актеры восприимчивы к малейшим подводным течениям, способным всколыхнуть воздух зрительного зала.
– Как мы объясним, что наша балерина исчезла?
– У нее не было друзей. – Елена закурила новую сигарету. – Вряд ли они бывают у того, кто так вкалывает. Она говорила мне, что получала странные письма, мистер Мэй. Сексуально озабоченные мужчины хотели, чтобы она походила по ним на шпильках и всякое такое. Ее агрессивность возбуждала окружающих. Это мог быть один из таких фанатов. Они следят за перемещениями актеров по газетам и потом восседают в первом ряду, каждый вечер аплодируют невпопад, и ничего с этим не поделаешь.
– Кое-что можно, – сказал Мэй. – Проследив за ходом заказов по телефону, пока выписываются билеты, мы можем проверить адреса всех предварительных заказчиков.
– Ну а нам что делать? – поинтересовался Бенджамен.
– Продолжайте репетировать, – ответил Брайант, уловив намек напарника. – Ведите себя так, словно ничего предосудительного не произошло.
– В данное время можете заявить, что Капистрания заболела и помещена в карантин, – добавил Мэй. – Возможно, у нее скарлатина.
– Слава богу, хоть кто-то здесь готов взять на себя ответственность. – Елена одарила Мэя обнадеживающей улыбкой. – Когда знаешь, что за дело взялись вы, уже не так страшно.
Брайант скорчил гримасу за спиной Елены и был пойман с поличным, когда она обернулась. Пытаясь сгладить неловкость, он закашлялся, и тут откуда-то снизу раздался предупредительный звук гобоя.
– Ты прекрасно сыграл свою роль с этой дамой, – заметил Брайант, шагая по коридору к билетной кассе. – Мы чертовски хорошо разыграли партию на два голоса. Может, нам стоит попробовать свои силы на сцене: Брайант и Мэй, дуэт сыскарей, немного акробатики, песня с речитативом и танец на песке, как ты считаешь?
– Думаю, ты совсем свихнулся, – честно ответил Мэй. – Мы же убийство расследуем. Я ничего в этом не смыслю.
– Ты же молод и обладаешь непредвзятым умом, – рассмеявшись, ответил Брайант. – А это все, что тебе требуется.
– Привет, Освальд, здесь что-то изменилось, ты что, покрасил кабинет? У меня аллергия на запах свежей краски.
– Очень смешно, мистер Брайант.
Освальд Финч, патологоанатом, расслабленно сидел за столом, пощелкивая костяшками пальцев. Его команду заставили провести дезинфекцию в центральном управлении Вест-Энда после того, как Артур доставил в лабораторию труп, до такой степени кишащий бактериями, что они вступили в реакцию с обычными химическими нейтрализаторами, и весь этаж пропах аммиаком и тухлой рыбой. Это нимало не взволновало Финча, которому повезло с профессией, ибо он родился на свет с атрофированным обонянием, однако санитарный врач Вестминстера пригрозил закрыть всю лабораторию, если они что-нибудь не предпримут.
Не считая того досадного факта, что приходится иметь дело с муниципальными чиновниками, Финч не мог понять, вокруг чего поднялся такой ажиотаж. Процесс телесного разложения казался ему чрезвычайно захватывающим. Брайант предположил, что, как давнишний болельщик клуба «Тоттенхем хотспер», Финч привык наблюдать за процессом медленного распада.
– По крайней мере, на сей раз мы добыли тебе свежачок, – с радостью в голосе отметил Мэй.
Находиться рядом с Финчем было настолько тягостно, что люди создавали вокруг него атмосферу наигранного веселья. У него было убийственное выражение лица с картин норвежских художников и осанка выпотрошенной тряпичной куклы. Никто в отделе не удивился, когда его красавица жена сбежала с мужественным офицером из военно-воздушных сил. Точнее, все были изумлены тем, что Финчу вообще удалось на ком-либо жениться.
– К вечеру в понедельник она уже была мертва. Идите взгляните. – Он поднялся и завел детективов в выложенное зеленым кафелем помещение позади своего кабинета.
Деревянные операционные столы и керамические раковины располагались вдоль противоположной стены. Один стол был занят, его временный владелец накрыт белой простыней – скорее для того, чтобы уменьшить изменение температуры тела, нежели пощадить чьи-то чувства.
В отличие от других анатомических комнат, это помещение было оборудовано переменными источниками света, а не яркими верхними панелями. Причина стала ясна, когда Мэй изучил стоящую в центре лаборатории аппаратуру – массу противовесной механики, настолько передовой, что показанные ею результаты нельзя было отнести к приемлемым доказательствам. Разработав данную систему исключительно для нужд отдела аномальных преступлений, Финч экспериментировал в надежде на то, что когда-нибудь она ляжет в основу нового профессионального стандарта. Отдел так близко подошел к открытию компьютерных технологий, что спустя много лет Джон Мэй удивлялся тому обстоятельству, что им не удалось наткнуться на двоичный код. Но в тот день его настолько поразил и ужаснул вид мертвого тела, что он плохо соображал.