— Вам кажется, надо что-то добавить? — спросила она озабоченно. — Я долго обдумывала каждое слово. Волновалась. Дело в том, что Саша…
Антона не интересовал Саша, а вот выпытать у девушки какую-нибудь информацию он попробовал:
— Значит, на том свете эмоции: тревога, волнение, возбужденные планы — все остается?
Девушка на секунду задумалась, а потом ушла от ответа, задав, в свою очередь, вопрос:
— Разве мы не жили?
Антон пообещал выполнить просьбу, развернулся и пошел прочь. Сделал три шага и оглянулся. На скамейке было пусто.
— Эй! — позвал он. — Куда бандероль-то слать? И вздрогнул, потому что девушка стояла под боком.
— Я всегда такой рассеянной была! — сообщила радостно. — Запишите, пожалуйста, адрес. Сначала индекс…
* * *
И происшествия противоположного свойства с Антоном теперь тоже случались. Как-то вечером его окружили ребятишки, человек пять:
— Дяденька, помогите нам…
— Нет! — закричал Антон в голос. — Только не дети! Если ко мне будут являться мертвые дети, я отказываюсь участвовать!
Ему захотелось, как паникующему страусу, зарыться головой в песок, но кругом был асфальт. И Антон потребовал:
— Сгиньте!
— Чокнутый? — высказался один из малышей.
— Крыша поехала, — согласился другой.
— Пошли отсюда, — позвал третий.
Антон ухватил ближайшего ребенка за плечо. Под курткой прощупывалось нормальное костлявое тельце.
— Дети? — спросил Антон. — Вы настоящие? Какого рожна вам надо?
— Мы заблудились. На день рождения идем. Дом семнадцать, корпус шесть по Третьей Пролетарской — где?
— По этой дорожке идете прямо, — перевел дух Антон, — за третьим домом поворачиваете налево, проходите еще два дома и поворачиваете направо у телефонной будки. Будка — ориентир, запомнили? Далее следуете прямым курсом, пока не упретесь в нужный вам дом.
То, что дети оказались вполне живыми и бодрыми, настолько обрадовало Антона, что он заставил их повторять лоцманский курс, пока не стали произносить правильно.
* * *
Покойники-челобитчики никогда не заявлялись, не имея заготовленной просьбы, которая большого труда для Антона не составляла и инкогнито его не нарушала. Точно существовало какое-то сито для умерших. У всех остались незавершенные дела, несказанные слова, невыполненные обещания. Но приходили только те, кому Антон с гарантией мог помочь. Он быстро понял, кто сидит на диспетчерском пункте.
— Мама? — спросил он однажды вечером. — Ведь это ты направляешь ко мне ходоков из загробного мира?
По тому, как смущенно затеребила она край кухонного фартука, как затараторила о плохом качестве импортного картофеля, стало абсолютно ясно — она.
— Мама! Не отпирайся! — с притворной строгостью насупился Антон. — Ты устраиваешь мне аудиенции с покойниками! По твоей милости я стал их поверенным. Хорошенькое дело!
Она присела на краешек стула и начала оправдываться:
— Ведь тебе не в тягость, а многим людям помог. Конечно, всех не облагодетельствуешь. Теория малых дел — ее только ленивый не обругал. А я не согласна! Вон и тираны у нас ногти грызут, а… Не о том. Конечно, если ты скажешь, что устал или противно, никто досаждать не будет. Но с другой стороны! Со стороны твоей пользы! Столько хорошего сделал, сколько за всю жизнь не совершить.
— Мне зачтется?
— Обязательно! — заверила мама.
— В какой форме?
Мама растерянно хлопнула глазами.
— Скажем, я попаду в рай, а не в ад, — подсказал Антон, — по совокупности добрых дел?
— Ты попадешь куда хочешь.
— На том свете есть свобода выбора? И кто-то добровольно жарится в котле со смолой? Вместо того чтобы нежиться в райских кущах?
— Смола, кущи, — скривилась мама. — Какие глупости лезут тебе в голову!
— Их авторство мне не принадлежит.
— Сыночек! — напомнила мама. — Ведь мы тебя просили! Ведь договорились!
Родители вырвали у Антона обещание не расспрашивать про жизнь после смерти. Но разве удержиться? Крупицы информации, которые он добыл, в стройную картину не укладывались. Не получалось сконструировать мир, в котором пребывают души умерших, понять его логику и реалии. Но Антон подозревал, что тот мир здорово смахивает на этот, как хорошо выполненный муляж яблока походит на настоящий фрукт, — внешне одинаковые, а по сути различные. Антон пробовал торговаться с родителями: только один вопрос, только один ответ — и я буду нем как рыба. Вопрос был такой: есть ли Бог? Родители переглянулись и ответили: для кого-то есть, для кого-то нет. Все как на земле.
— Пусть просители как-то обозначаются, — сдался Антон. — Например, говорят: «Мы от Светланы Владимировны».
— Договорились, — быстро согласилась мама и тут же развила успех: — Завтра мы с отцом вечером задержимся, а ты… ну, да сам поймешь.
Назавтра Антона ждало нашествие покойниц. Вошел в квартиру и увидел, как в гостиную промчались несколько женщин. Точно бродили по его апартаментам, с любопытством заглядывали во все уголки, а с его появлением юркнули в большую комнату.
Сколько их? Человек тридцать! Антон стоял в проеме гостиной. Девушки, женщины — разного возраста, внешности, социальных пластов, если судить по нарядам, — сидели, стояли, забрались на спинки дивана, оккупировали всю комнату! А мама обещала не перетруждать его! Если у каждой проблема, ему на полгода внештатная деятельность обеспечена. Тут о его маме и вспомнили.
— Мы от Светланы Владимировны! — пропел женский хор.
Оказалось, не множественность проблем, а одна на всех.
Выродок, сексуальный маньяк, работавший проводником поезда, всех их убил. Следователи не могли связать дела в одну линию, потому что происходили преступления в разных городах, а мразь поганая — проводник — не повторялся в методах. Эта сволочь развивалась в своих злодеяниях.
Антон записывал часа два. Хотя пострадавшие женщины подготовились (наставления мамы Антона отчетливо просматривались), они, как и всякий женский коллектив, которому дали право голоса, перебивали друг друга и засыпали несущественными подробностями.
Из детективной литературы Антон знал, что подробности могут иметь решающее значение. Но ни покойницы, ни Антон не ведали, какие детали пригодятся. Разброд прекратили, когда решили взять за основу временной принцип: говорят по очереди каждая изнасилованная и убитая.
Закончив «сбор показаний», Антон почувствовал, что готов лично найти проводника, кастрировать зверским способом и оставить истекать кровью где-нибудь под насыпью железнодорожного перегона Москва — Тверь. Подобным выродкам не место на земле! Они не должны дышать с ним одним воздухом и смотреть те же передачи по ящику! Но эта падаль продолжает свое черное дело! В данный момент, как сказали потерпевшие, в районе Курска он душит несмышленую девчонку…