Отъехав пару километров, мы остановились. Было тихо. Было очень тихо. И очень красиво. В лагере этих павианов как-то не хотелось любоваться природой, но сейчас я в полной мере ощутила бездонное, бесконечное пространство вокруг себя. И почему-то вспомнила другое пространство, тоже бездонное и бесконечное, – пространство океана в ночь после цунами. Но тогда все было гораздо сложнее и страшнее, сейчас же хотелось прыгать и громко орать от счастья – мы вырвались! Понятно, что все было не так, что это только начало пути, а впереди нас ждет еще немало сложностей, но воздух свободы казался таким вкусным! А звезды такими яркими и близкими! А луна…
Так, стоп, опять. Ослабела ты, матушка, в заточении, совсем слаба на голову стала! Я посмотрела на своих спутниц. Судя по их глуповато-счастливым улыбкам, они еще пребывали в том самом эйфорическом болоте, из которого только что вынырнула я.
– Гюль, карта у тебя? – потрясла я за плечо девушку.
– Что? – непонимающе посмотрела она на меня. Затем разум к ней все же решил вернуться. – А, карта. Да, вот она.
– Я очень надеюсь, что этот крестик означает стойбище Рашида, – склонилась я над расправленной картой. – Тогда получается, что мы сейчас ближе к Каиру, а не к Шарм-эль-Шейху. Значит, надо ехать в Каир. Это получается – держать направление на северо-запад. А мы куда двигались, ты следила по компасу? – повернулась я к Гюль.
– Ну конечно. Мы ехали на северо-восток.
– Понятно. Отъехали мы недалеко. Значит, так. Чтобы не наткнуться на любезного нам всем Рашида, едем вначале километров 20 строго на север, затем поворачиваем на запад и едем прямо, все время забирая чуть севернее. В итоге, если верить карте, мы выбираемся на трассу, идущую вдоль побережья Суэцкого залива. Если все пойдет как надо, утром должны быть на нормальной дороге. Так что, пока наши павианы прочухаются, мы уже доберемся до телефона.
– И я позвоню домой! – радостно захлопала в ладоши Гюль. – И все закончится!
– Не кажи гоп, – по-русски сказала я, с сомнением покачав головой.
– Я не понимаю, что ты говоришь.
– Ладно, следи за компасом. А ты, Таньский, за километражом. Будем действовать сообща.
И мы поехали. Там, где земля была голая и скалистая, я выжимала из машины максимально возможное, делая скидки на ночь и отсутствие дороги. В песках мы плелись совсем медленно, иногда пробуксовывая.
Но мы двигались, двигались все дальше и дальше! Вскоре за спиной, на востоке, заалел горизонт. Заспанное солнце, нехотя выкатившись на работу, с удивлением смотрело на смешную машинку с тремя фигурками, карабкающуюся, как больная ревматизмом вошь, по лысине пустыни.
Наверное, мне давно должно было захотеться спать, по закону жанра глазам пора бы закрываться, а носу – начать клевать воздух. Но дикое напряжение, усиливавшееся по мере того, как становилось все светлее, гнало меня вперед без остановки, а заодно гнало и сон.
Я прибавила газу, поскольку видимость теперь была великолепная. Солнце взбиралось все выше и с дурным энтузиазмом обстреливало нас лучами. Хорошо, хоть воды у нас было достаточно. Тепловатая, тухловатая, но все равно вкусная. И наше с Таньским единственное богатство – алюминиевые кружки – оказалось очень кстати, потому что пить прямо из канистры, не обливаясь, у нас лично получалось плохо.
А дороги, нормальной, гладкой автомобильной дороги, все еще не было. Солнце палило нещадно, мы давно уже замотали головы рубашками, прихваченными запасливой Гюль, но пот заливал глаза все сильнее. Неужели мы ошиблись и крестик на карте означал что-то другое? И теперь мы едем в совершенно другую сторону? Нет, если верить карте, в какой бы точке Синайского полуострова мы ни находились, двигаясь на запад, мы все равно должны были попасть на огибающую залив трассу. Лишь бы джип нас не подвел и хватило бензина.
К тому же нельзя было забывать и про Рашида. Если судить по солнцу, сейчас уже почти полдень, так что в покинутом нами лагере все давно проснулись. И Рашид уже забил тревогу, обзвонив всех своих подельников. Очень надеюсь на то, что у них нет вертолета, тогда шанс у нас остается.
Мы все ехали и ехали. А пустыня все не кончалась. Бензина в баке уже почти не осталось, скоро понадобится канистра из багажника. В машине властвовало, уныло посматривая по сторонам, тоскливое молчание. Гюль крепилась изо всех сил, она даже старалась храбро улыбаться. Ну, наверное, она так думала, что храбро улыбается, а на самом деле уголки губ направлялись у нее вовсе не вверх. Вот уже и сами губы начали подрагивать, и нос зашмыгал, и слезы нетерпеливо столпились в уголках огромных карих глаз.
Но тут… Я боялась, что выдаю желаемое за действительное, что от напряжения меня посетил глюк, в пустыне именуемый миражом. Раздавшийся рядом дикий ликующий вопль развеял мои сомнения – впереди была дорога. Шумная, широкая, настоящая!
Наверное, джип с тремя чумазыми существами неопределенного пола (волосы-то у нас были замотаны рубашками), вприпрыжку несшийся напрямик через пустыню к дороге, выглядел довольно экзотично даже здесь, в стране сплошной экзотики. Во всяком случае, наше появление на трассе было встречено хором автомобильных сигналов. Проезжавшие мимо водители оглядывались на нас и что-то весело кричали на арабском, но я не обращала внимания. Стиснув зубы, я выжимала из двигателя все возможное, стремясь побыстрее добраться до какого-нибудь придорожного кафе или заправки, где есть телефон. Встреча с полицией не входила в наши планы, поскольку документов у нас не было, а полагаться на кристальную честность местных стражей порядка мне почему-то не хотелось.
Наконец впереди появилась долгожданная заправка с магазином и кафе. Три в одном, так сказать. Уж здесь-то точно должен быть телефон. Я въехала на стоянку, расположенную рядом, и заглушила движок. Гюль, сняв с головы импровизированный головной убор и пригладив волосы, отправилась звонить. Мы остались сидеть в машине, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. К тому же мы ни слова не понимали по-арабски.
Но как же трудно давалось нам это сидение! Как хотелось мне позвонить Лешке, господи, кто бы знал! Судя по тоскливой физиономии Таньского, ей хотелось того же – услышать голос самого родного в мире человека, пожаловаться ему, уткнуться носом в теплое плечо и нареветься всласть. И позволить себе быть слабой…
Минут через 10 из кафе выбежала сияющая Гюль. Она подлетела к нам, плюхнулась на переднее сиденье рядом со мной и начала радостно тормошить меня, звонко хохоча:
– Ана, я дозвонилась! Я говорила с Мерабом, моим братом! Он сначала не поверил, а потом заплакал! Они уже едут сюда! Бармен в кафе сказал мне, где мы! Это всего в 120 километрах от Каира! Отец и братья скоро будут здесь! Мы спасены! Пошли в кафе, чего тут сидеть, плавиться! Теперь можно потратить все деньги, что я накопила!
Заразившись весельем Гюль, мы, смеясь, направились к кафе. Но напряжение, стянувшее душу в узел, по-прежнему не отпускало. Нам предстояло еще часа полтора ожидания. А люди Рашида явно не сидят на месте.