И с каждым днем таких шагов становилось все больше. Каплан разработал новую методику лечения, включающую в себя и физическую реабилитацию, и Кирилл упорно, используя практически все свободное время, тренировался.
Через неделю он мог уже обходиться без инвалидного кресла и передвигаться по палате самостоятельно. Стараясь не показывать, каких усилий ему это стоит. Ведь вряд ли двенадцатилетний мальчик способен выдерживать постоянную боль, пусть и не такую мучительную, как раньше, но изматывающую до донышка.
А потом доктор, подгоняемый Аристархом, придумал‑таки лекарство, нейтрализующее действие отравы, и развивающийся в костях и мышцах процесс удалось остановить. Но, видимо, не до конца, потому что боль осталась. И стоило хоть раз пропустить прием лекарства, как она с радостным повизгиванием вылетала из норы и оттягивалась вовсю.
Но если прием не прерывать, существование было вполне сносным.
Именно существование, назвать происходящее жизнью Кирилл не мог. Пока не мог. Хорошо хоть, его оставили в покое «родственники».
После неожиданного «возвращения» брата Аристарх примчался в клинику на следующее утро, надеясь, что доктор ошибся, и с младшим на самом деле все не так плохо.
Но Кирилл старательно, словно наглый невоспитанный свин в детской песочнице, растоптал куличики надежды. Он никакой не бизнесмен, стажировавшийся в Лондоне, а ученик гимназии, вот!
И с удовольствием наблюдал из чердачного окошка сознания, как Аристарх, покрываясь нервной экземой, пытается объяснить брату реальность: он, Кирилл, уже давно вырос, выучился, руководит бизнесом — «Монблан», наша фирма, ну неужели ты и на самом деле ничего не помнишь? — но с ним случилась беда. Этим летом Кирилл поехал в отпуск на Гоа и подхватил там какую‑то неизвестную заразу, свалившую его на больничную койку и лишившую памяти.
Кирилл немного поистерил, узнав о смерти отца, но в целом мужественно принял ситуацию такой, какая она есть. Вот только окончательно замкнулся, не желая общаться.
Аристарху оставалось только надеяться, что память к брату рано или поздно, но все же вернется. Хотелось бы, конечно, чтобы вернулась только бизнес‑память, а все остальное осталось там, где оно сейчас.
Хорошо хоть, почерк и подпись у Кирилла остались прежними, и возможность пользоваться общим счетом у Аристарха сохранилась.
В общем, своей основной цели старший из братьев Витке добился — в связи с внезапной болезнью президента фирмы он занял его место. Вот только с акциями брата и еще какими‑то важными бумагами Арику обломилось. Насколько Кирилл понял, преданная Иветта Николаевна, заподозрив неладное в слишком уж неожиданной болезни и исчезновении босса, куда‑то скрылась вместе со всеми бумагами, к которым имела доступ. Официального расследования бегства секретарши Аристарх проводить не стал, не желая привлекать внимания соответствующих органов к ситуации внутри фирмы, но землю носом рыл, пытаясь найти «эту сучку». Разумеется, рыли чужие рыла, свое личное рыло свежеиспеченный (правда, с одного бока пригорел, но этого не видно, если правильно сесть) президент «Монблана» берег.
А пока к Кириллу не вернулась память, советником Аристарха Витке стал его шурин (или деверь — вечно путаю эту родственную топонимику), брат жены, короче. Виктор Борисович Скипин.
Да, мадмуазель Скипина все же стала мадам Витке. Как уж они там договорились, Кирилл не знал. Ему, если честно, это было совершенно безразлично.
Теперь он хотел лишь одного — как можно быстрее вернуть себе силы, снова стать здоровым. И хотя Каплан, беседуя с Аристархом, постоянно твердил о пожизненном приеме лекарств, Кирилл в это не верил.
Ну с какого такого перепугу он, живущий в начале двадцать первого века, должен сидеть на полуподпольном препарате? И это сейчас, когда медицина развивается даже не семи, а десятимильными шагами!
Поэтому главное теперь — окрепнуть настолько, чтобы продержаться без лекарств хоть какое‑то время. Разыскать Иветту Николаевну (а Кирилл догадывался, где скрывается его помощница), вернуть себе права и власть и заняться серьезной реабилитацией в какой‑нибудь солидной европейской или американской клинике. Попутно отправив родственничков в северные широты, валить лес и шить телогрейки, раздав всем сестрам по серьгам, вернее, по браслетам.
А пока следовало продолжать игру, оставаясь для окружающих умственно неполноценным, но тихим и покладистым Кириллом, безропотно подписывающим любые бумаги. Правда, на некоторые в силу своей физической немощи опрокидывает еду или рвет случайно. А то, что именно испорченные бумаги сделали бы младшего из братьев абсолютно бесправным и нищим — просто совпадение.
Во всяком случае, пока никто ничего не заподозрил.
За два месяца нахождения Кирилла в закрытом медицинском центре и персонал, и охранники, и пациентки (там ведь лечились в основном женщины) привыкли к тихому, молчаливому и замкнутому мужчине, пугливо вздрагивавшему и вжимавшему голову в плечи, когда к нему кто‑либо обращался. Медленно, с трудом передвигая ноги, он гулял по территории клиники, стараясь держаться в отдалении от других. И дамы, особенно выздоравливающие, огорченно вздыхали — ну надо же, в кои‑то веки бесхозный красавчик попался, но увы — вялый безучастный биоробот, а не мужик!
Да, следует отдать господину Каплану должное (и вовсе не триста рублей, позаимствованных до зарплаты), врачом он оказался превосходным. Вениамин Израилевич не только почти справился с последствиями Манюниной мести, но и вернул Кириллу утраченный, казалось навсегда, человеческий облик. Остались, правда, кое‑где оспины и шрамы, но с этим легко справятся в хорошей косметологической клинике.
В общем, перспективы, по цвету, консистенции и запаху напоминавшие сначала содержимое привокзального сортира, теперь выглядели и пахли вполне сносно.
До тех пор, пока в гости не заглянула Маня.
Не появлявшаяся здесь ни разу после того посещения. Выполняла, наверное, требования будущего мужа, стараясь уладить конфликт с минимальными для себя потерями.
Да и зачем, собственно, ей было появляться? Она ведь и так едва не загнала обидчика в могилу, заставила его страдать, изуродовала до неузнаваемости — отомстила, в общем, по полной программе. А потом была занята подготовкой к свадьбе.
Кирилл не сомневался, что количество пафоса в вожделенном для Мани торжестве превысило предельно допустимую концентрацию как минимум в десять раз.
И он не ошибся. Когда Аристарх принес брату свадебные фотографии, Кирилл едва не потерял маску лишенного эмоций биоробота с минимальным объемом памяти, с трудом удержавшись от хохота, временами переходящего в ржание.
Очень уж нелепо выглядела молодуха.
Никакие деньги не помогут при тотальном отсутствии вкуса и гипертрофированном самомнении. Маня явно отказалась от услуг профессиональных стилистов и занялась своим обликом сама. И вовсе не из желания сэкономить, просто эти кретины осмелились спорить с НЕЙ, нагло критикуя пожелания невесты!