Никогда еще ему не приходилось чувствовать себя жертвой изнасилования и, слегка обалдев от напора, Кирилл на какое‑то время выпал из действительности.

Но, подгоняемый озабоченным сознанием, быстренько туда вернулся.

И, надо сказать, вовремя. Еще немного — и для того, чтобы оторвать от себя присосавшуюся пиявку, ее пришлось бы прижечь огнем зажженных для придания интима свечей.

Обошлось без свечей, но не без рукоприкладства.

Для того, чтобы справиться с похотливой самкой, хватило одного болевого приема. Правда, барабанные перепонки едва не лопнули от оглушительного воя, но это был ожидаемый побочный эффект.

Кирилл поднялся с кровати и, обогнув свернувшуюся гигантской гусеницей Маню, направился к шкафу, собираясь переодеться. Вечер давно уже перестал быть томным, и разгуливать в полуразорванном халате на голое тело не хотелось.

Но добраться до шкафа без приключений не получилось. Вой вдруг перешел в визг бензопилы, и в следующее мгновение на голову Кирилла упал дом.

А когда тебе на голову падает дом, следует, как и положено законопослушному гражданину, потерять сознание. Но инстинкт самосохранения, справедливо опасаясь вслед за потерей сознания потерять и довольно существенную, можно сказать, основополагающую и голосообразующую часть тела, с рычанием вцепился хозяину в ногу, не пуская в опасное небытие, и развернул лицом к мадам Витке, сжимавшей в руке остаток того, что совсем недавно было полупустой бутылкой вина (первая часть содержимого тряслась от ужаса в двух бокалах, остальное, перемешавшись с кровью, стекало по плечам и спине Кирилла).

А то, что осталось в руке у Манюшки, было довольно грозным оружием, именуемым в народе «розочкой». Острыми клыками бутылочных осколков можно было не только серьезно ранить, но и убить.

Что, судя по визгливому вокализу «сдохни, сволочь!», барышня и собиралась претворить в жизнь. Вернее, в смерть.

Дико болела голова, в ушах нарастал звон, ловко уворачиваться от размахивавшей «розочкой» бабищи не было ни сил, ни желания, и Кирилл от всей измученной души врезал Мане пяткой в челюсть.

Мадам Витке утробно вякнула, выронила стекло и на мгновение стала легким перышком, устремившимся ввысь.

Но только на мгновение, законы физики еще никто не отменял. Масса трепетной девы, умноженная на силу гнева Кирилла, выдала ожидаемый результат, от которого задрожал не только пол, но и стекла, а в кухне заистерила посуда.

Морщась от тошнотворной боли, Кирилл подошел к отключившейся Мане, полюбовался на наливающийся багровым фуфел на левой половине физиономии, затем по полу отволок неподъемную тушу поближе к дивану в гостиной, набросал сверху одежду прелестницы и забаррикадировался в спальне, собираясь хорошенечко отдохнуть.

Ему отчего‑то казалось, что завтрашний день будет тяжелым.

А вот насколько тяжелым, Кирилл тогда и представить не мог.

Глава 11

Хотя утро выдалось на удивление тихим. Ожидаемых (не сказать, чтобы с нетерпением) воплей, ругани и высаживания двери могучим девичьим плечом не случилось.

Наоборот, по дому бродила в мягких пушистых тапочках тишина, очень уютная и спокойная. Да и светлее как‑то стало, и вовсе не из‑за того, что Кирилл проснулся позже обычного, переспав ленивое зимнее солнце. Он всегда с удовольствием уступал пальму первенства светилу, будучи стопроцентной «совой».

Но странный, мерцающий свет, вальсировавший вместе с тишиной по дому, был иным, не таким, как всегда.

Вчерашний удар по голове сказывается? Да нет, все гораздо проще и симпатичнее — кажется, выпал первый снег.

Кирилл медленно вытащил себя из постели и аккуратно донес голову вместе с затаившейся там болью до окна. Тело послушно брело следом.

А за окном… там было здорово. Сто лет, кажется, не встречал первый снег за городом. В Москве он мгновенно превращается в грязно‑серую хлюпающую кашу, мстительно расползающуюся по сверкающим крыльям и стеклам автомобилей. Здесь же снег выступал в роли элитного декоратора, способного любое убожество превратить в сказку.

И хотя территорию клиники убогой назвать было нельзя, но грязь и сырость позднего ноября желания прогуливаться и дышать свежим воздухом не вызывали.

А вот сегодня — с превеликим бы удовольствием, если бы не одно «но». Вернее, цепочка косолапых «но», ведущая от крыльца его дома в сторону главного корпуса.

Гиена кляузничать побежала. Ну и фиг с ней, все равно обидчика можно максимум избить, да и то вряд ли доктор Каплан позволит. А если и позволит — переживем. С меня, с дебила, чего требовать? И убивать дебила нельзя, он ведь нужен счета подписывать.

Правда, бесконечно ситуация с банковским счетом длиться не будет, Аристарх, несмотря на угрожающе‑защитные вопли и топанье ногами, вряд ли захочет пожизненно зависеть от покладистости калеки. Пока он все еще надеется, что к младшему вернутся его способности к управлению финансовым «Монбланом». Но как только Арик поймет, что брат бесполезен, его родственные чувства начнут угасать, как огарок старой свечи.

И он вместе с новым «братом», Витюшей Скипиным, найдет возможность распоряжаться деньгами без автографа Кирилла Витке. Скажем, та же смерть от неизвестной заразы, подхваченной на Гоа.

А что? Внешне Кирилл уже вполне нормальный, подозрений его труп не вызовет, все будет чики‑пуки!

Ни фига ж себе ассоциативная цепочка выстроилась: от Манюниных следов до собственного трупа!

Нет, надо срочно выбираться отсюда! А то если не изнасилуют, то прибьют рано или поздно.

Надо будет, когда Аристарх вернется, придумать повод выехать из клиники. В гости хочу, к старшему брату или к себе в квартиру. А что? Давно пора. Может, вспомню что‑нибудь, оказавшись дома?

Ладно, пора выйти из убежища и попытаться привести себя в порядок перед разборками.

А в том, что разборки будут, Кирилл не сомневался. Зная злопамятность опоганившей фамилию Витке мадам, ожидать, что она, устыдившись своего конфузного поведения накануне, умчится в закрытом экипаже замаливать грехи в монастырь, не стоило. Удивительно, что Маняша отсюда убралась тихо и незаметно. От нее вполне можно ожидать кучи под дверью.

Но, то ли у Мани кишечник еще не проснулся, то ли мадам постеснялась местных уборщиков (хотя первый вариант вероятнее), но под дверью Кирилловой комнаты было чисто. Как, впрочем, и в гостиной, где провела ночь валькирия‑неудачница. Все на своих местах, ничего не растоптано и не сломано.

А вот это как раз и плохо. Выплесни Маня злобу сразу, можно было ожидать относительно мирного разрешения конфликта. Но когда эта гадюка начинает копить яд, укус может оказаться смертельным.

Как уже почти стал однажды.

Ничего, сейчас все равно не укусит, Кирилл им нужен, а потом он просто не даст им шанса.