– Да на все двести! – пообещала я захлопнувшейся двери.
Ох ты, елочки с палочками, до чего же долго тянется часок, когда в помещении нет туалета! Возмущению моему не было предела, вернее, он был, предел этот, но стенка его истончалась с каждой минутой. А потом уже с каждой секундой. И удивляться нечему, возмущение-то накапливалось долго, с момента моего похода по магазинам. А сколько с тех пор прошло времени – понятия не имею, но, судя по внутреннему напряжению, много. Воз-му-ти-тель-но! Эй, гады, вы бы хоть ведро какое-нибудь поставили!
К тому моменту, когда у двери в мои апартаменты раздалось шевеление, передвигаться без риска я уже практически не могла. Скукожившись, сидела на кровати и злобно смотрела на мерзкую дверяку, которая издевательски медленно, можно сказать, позевывая и потягиваясь, начала открываться. В образовавшемся проеме стоял щуплый смуглый парнишка, одетый в легкую рубашку и широченные шорты, благодаря фасону которых у меня, несмотря на критическое положение, мгновенно запрыгала в голове детская песенка: «А у лилипутика ножки тоньше лютика». Все, для меня этот стройняга теперь Лютик.
Ничего не подозревающий о своем новом имени Лютик молча смотрел на меня узкими глазами. Казах, что ли? Хотя нет, больше на вьетнамца с рынка похож. Да какая, собственно, разница, главное, чтобы в самое нужное в мире для меня место отвел. Не зря на Руси оно нужником называется.
– Ну, посмотрел? – сквозь сжатые зубы процедила я. – А теперь бегом, рысью, к ближайшему туалету меня веди, иначе сам пол мыть будешь, понял?
Ни слова не говоря, Лютик поманил меня рукой. Ура, наконец-то! Вот сейчас я быстренько добегу, уже-уже вскакиваю… Погорячилась. Бежать, похоже, не получится, передвигаться я могу медленно, с достоинством, правда, в полусогнутом виде, да и ножки иксом свело, только от колена расходятся. Ну и ладно. Все равно – с достоинством, пусть и пингвина, страдающего геморроем.
Наверное, при других обстоятельствах я смогла бы по достоинству оценить открывшуюся мне совершенно фантастическую картину. Но внимание мое было сконцентрировано на себе, любимой. Медитировала я, в пупок себе смотрела. Или чуть ниже. Поэтому небо, море, деревья, цветы – все сливалось в общий фон, мимо которого я и ковыляла. И ковыляла. И снова ковыляла. И дорога все не кончалась. Я преодолела просто гигантское расстояние, уже сто двенадцать метров, а вожделенного помещения с надписью «WC» все не было.
– Издеваешься, да? – остановившись, свирепо посмотрела я на Лютика, невозмутимо вышагивавшего чуть впереди. – Я же тебе русским языком сказала, куда мне надо. Иначе придется залезть вон в ту чудесную клумбу.
Лютик не произнес ни звука, лишь рукой показал направление движения. Метрах в двухстах (кошмар, не дойду!), возле высоченной ограды обособленно стояло несколько аккуратных одноэтажных домиков. К ним вела всего одна выложенная камнем дорожка, вьющаяся сквозь какие-то красивые, но колючие кустарники. Прорваться сквозь такую красоту было бы довольно проблематично. Возле домов прохаживались несколько охранников, причем парнишки были явно славянского происхождения.
Завидев ковыляющего по дорожке больного пингвина, мальчики оживились. Скучно им, бедолагам, жарко, развлечений никаких.
– Эй, ребята, смотрите, кого Тхан привел! – радостно заорал один из секьюрити. – Ну и ну, интересно, это что, спецзаказ чей-то? У нас любитель убогих появился, ценитель калек и обожатель подержаных грязнуль?
– Знаешь, родной, – проскрипела я, на минуту отвлекшись от углубленного самосозерцания, – ты вот что, ты шоколадки «Натс» больше не кушай, не поможет.
– Какой еще «Натс»? – оторопел шутник.
– Во-о-от, я же говорю – не поможет. Заряжать-то нечего.
Тех пяти минут, которые понадобились мне, чтобы доползти до домика, к которому подошел Лютик, все же хватило охранникам на переваривание услышанного. Реакция была предсказуемая – радостное ржание вперемежку с незатейливым матом.
Но все это было неважно, поскольку я в очередной раз убедилась в правоте армянского радио насчет местонахождения души. Ох, как же ей, душе, полегчало! Я даже смогла адекватно реагировать на внешние раздражители – решила порасспрашивать моего молчаливого проводника. Не получилось. Когда я вышла из санузла, в помещении никого не было. Заранее зная результат, я все же подергала ручку входной двери. Заперто, конечно, но попытаться стоило. Ладно, пойду осмотрюсь пока.
А осматривать, собственно говоря, было нечего. Стандартный одноместный номер. Без балкона. Окна были, как в старых железнодорожных вагонах, где в каждом купе старательные юмористы стирали букву «к» и искренне веселились, глядя на получившуюся фразу: «зарыто на зиму». Вот и у меня было зарыто. Окончательно и бесповоротно.
Но зато в комнате имелись кондиционер, телевизор и небольшой столик с плетеными креслами. И, разумеется, кровать. Шкаф для одежды находился в крохотной прихожей. Заглянув туда, я с облегчением обнаружила новое белье, с бирочками и в упаковке, а также пару открытых сарафанов, шорты, купальник и три майки, тоже новые. Отличненько, а теперь – в душ! Благо, заботливые хозяева снабдили меня всем необходимым – от зубной щетки до полотенец.
Стоя под теплыми струями воды, я пыталась проанализировать ситуацию. Но, если честно, понять ничего не могла. Какая-то ерунда получается – меня похитили, чтобы привезти в шикарный отель, расположенный явно не на территории России. Мне предоставили одежду, отдельный номер, а если еще и накормят – я запутаюсь окончательно!
Запуталась. Поскольку за то время, пока я плескалась, кто-то принес мне завтрак – круглые булочки, масло, яйцо на подставочке и апельсиновый сок. Правда, нож и вилка были пластмассовые, но это как раз понятно. А больше понятного не было ничего. Ну и ладно, разберусь после, а пока воспользуюсь любезностью хозяев и позавтракаю.
Одежда, приготовленная для меня, оказалась великоватой. Жаннуся, конечно же, выдала желаемое за действительное. Не такая уж я и толстая, как ей хотелось бы. Но от сарафанов пришлось отказаться, они ведь и так открытые, а когда еще и по размеру больше чем надо, то и нескромному взору открывается больше чем надо. Причем это больше чем надо все время норовит лихо выпрыгнуть из укрытия и улыбнуться солнцу. Мигом представив себе реакцию бабуинов-охранников на такую непоседливость отдельных частей моего тела, я остановила свой выбор на шортах и обычной Т-образной майке, или, как любят называть это изделие в наших магазинах, – фуфайке. Всегда тихо радовалась, читая на этикетках это пушистое слово. Интересно, какой ценный работник легкой промышленности обозвал бельевой трикотаж словом, применяемым обычно к чему-то теплому и зимнему. Для меня лично фуфайка и телогрейка – близнецы-братья. Нет, сестры, они ведь все же женского рода. Не в меру разыгравшееся воображение услужливо подсунуло мне картинку: кряхтя и шумно сморкаясь при помощи двух пальцев, я выползаю в шортах и рваной телогрейке погреть старые кости под ярким солнцем. На голове у меня древний заячий треух, в зубах – «козья ножка». Баба Щукарь на прогулке.