Настя сдерживалась из последних сил. Нет, она справится! Только на мороженое лучше и не смотреть.
– Терпи, красавица. Сама напросилась, – хладнокровно сказал Эжен. И продолжил: – Так вот. Труп обошелся мне в тысячу чешских крон. Пятьсот – регистратору, пятьсот – патологоанатому. А, и еще триста с меня санитар содрал. За то, что он этого жмурика в мой костюм наряжал.
– Хватит, Женя… – прошептал Настя. – Меня сейчас вырвет.
– Значит, опозоришься на весь «Флориан», – весело заключил Эжен. – Так вот. Посадил я этого красавца в свою машину, на пассажирское сиденье. А он воняет – сил никаких нет, и какая-то жидкость с него течет…
– Все, прекрати! – Настя стукнула кулачком по столу. Звякнули, подпрыгнув, бокалы. Вазочка с растаявшим мороженым потеряла равновесие – Эжен еле успел подхватить. Официант бросил в их сторону встревоженный взгляд.
– Ладно, – разочарованно сказал Эжен. – Так уж и быть, пощажу твою ранимую душу. Не буду рассказывать, как я эту гниль на водительское место перетаскивал. Как ремень безопасности ему застегивал…
– Сейчас точно уйду! – воскликнула Настя.
– Опять «уйду»… Не угодишь на тебя. Да иди, иди ты, куда хочешь. Интересно только, как ты на сто долларов целую неделю жить будешь?
Настя опешила:
– А откуда… откуда ты знаешь про сто долларов?
Эжен хмыкнул:
– Да потому, что не надо деньги в лифчике прятать! Майка-то у тебя открытая, а из разрезика очень аппетитно выглядывает кусочек Франклина… И чует мое сердце, что этот Франклин у тебя единственный и последний!
– Негодяй! – беззлобно выдохнула Настя. Элегантным жестом вытянула из бюстгальтера смятую купюру и повторила, смеясь: – Какой же ты негодяй!
– Не спорю! – весело откликнулся Эжен. – Ну что – успокоилась твоя душенька? Мы помирились?
– А мы и не ссорились, – пожала плечами Настя. – Только моя душенька еще не успокоилась. Скажи: тебя ищут?
– С какой стати? Я умер. Сама же на похороны ходила… Но я, конечно, не исключаю, что меня могут искать. Поэтому живу по легенде. Сейчас я гражданин, скажем так, одной из стран Европы. Русский язык знаю плохо – в школе мала-мала учили. В Венеции, как и ты, в турпоездке…
– А кто тебя может искать? – перебила Настя.
– Какие-нибудь особо дотошные люди, – пожал плечами Эжен.
– То есть те, у которых ты деньги украл? – уточнила она.
– Ой, Настя… Только не говори красиво. И прошу тебя: не рассуждай о том, в чем ни черта не смыслишь. Тем более – с таким умным видом.
– Ну, расскажи мне еще, что эти пятьсот косых ты заработал честным трудом! – усмехнулась она.
– Во-первых, не пятьсот, а двести пятьдесят. Вторая половина… принадлежит, как ты знаешь, не мне.
Настя отметила, что имени ее матери Эжен не произнес.
– А во-вторых, – продолжал он, – я – специалист редкой квалификации. И мои комиссионные достаточно высоки. Высокий честный процент. За честно выполненную работу.
– Но если она честная – для чего же тогда умирать понадобилось?
– Туше! – хмыкнул Эжен. – Допрос третьей степени подошел к своей кульминации…
– Значит, отвечать ты не будешь, – поджала губы Настя.
– Нет, почему же… Могу ответить. Только ты мне сначала скажи: разве тебе самой никогда не хотелось исчезнуть? Бросить все. Работу, семью, страну. Начать жизнь с нуля?
Настя задумалась. Неохотно признала:
– Иногда, конечно, хочется. Когда все надоест.
– Ну, вот и мне – все надоело. В стране бардак. Служба обрыдла, а до пенсии, как ты понимаешь, еще далеко. Жена ушла к другому…
Настя покраснела.
– Значит, самое время умирать, – весело закончил Эжен. – Вот я и умер. Всего за тысячу триста чешских крон. Недорого ведь, правда?
* * *
Настя с Эженом вышли из «Флориана».
На Сан-Марко надвигались сумерки. От каналов тянуло прохладой. Пахло сыростью и мокрым камнем. Солнце, не успев закатиться, спряталось в тучу. Но веселье на площади не утихало. В соседнем с «Флорианом» кафе – оно называлось «Квадри» – упоенно играл тапер, музыка рвалась в открытые окна, и молодежь танцевала прямо на улице.
– У нас бы не разрешили, – кивнула на стихийную дискотеку Настя. – Швейцар мигом бы разогнал. Или менты.
Она поежилась – становилось зябко. Летняя коллекция для прохладных вечеров, пожалуй, не подходит…
– Пойти, что ли, тоже потанцевать? А то я замерзаю. На глазах.
– И свитера у тебя, конечно, нет, – констатировал Эжен.
– Есть. И свитер, и плотные джинсы. Только все в гостинице. А с утра я…
– …как взглянула на витрины, так и пошла вразнос, – закончил Эжен.
Настя бросила жадный взгляд на витрину «Максмары». И сказала обиженно:
– Можно подумать, ты бы вразнос не пошел… Если бы в первый раз в Италию выбрался. Тут же все законодатели мод!
Эжен мазнул взглядом по ее белым джинсам с красными маками и припечатал:
– Ну твой костюмчик-то – явно не от законодателей…
– А что я – миллионерша? Заходила я в эту «Максмару», там на ценниках – сплошные нули! Конечно, пришлось искать, что подешевле…
– Да ну, брось ты, – скривился Эжен. – Подумаешь – «Максмара»! Какие там особенные нули? Обычная одежда для среднего класса. Вот если бы ты в «Версаче» зашла… Или в «Гуччи» – тебе бы там даже на носовой платок не хватило…
– Зайду еще, – пообещала Настя. – И туда, и туда. И скуплю их все под ноль. А пока давай до моей гостиницы дойдем. За свитером. А то и в самом деле – простыть недолго.
– Далеко до гостиницы?
– Полчаса.
– До «Максмары» куда ближе, – пожал плечами Эжен. – Пойдем лучше туда, подберем тебе свитерок – под белые джинсы. А заодно и еще одни брючки купим. Или юбочку. Ты бы, Настенька, хоть думала, прежде чем белое покупать. Смотри, уже вся изгваздалась – и в кофе, и в мороженом…
«Ах ты, папочка! Заботливый, блин, муж. Ласково укоряет женушку…»
Настя хотела было вспылить, но интуитивно почувствовала: лучше обернуть Эженовы укоры в шутку. Пожалуй, ей это выгодней будет… Да, мерзавка она, конечно, – но как же хочется, чтобы он сводил ее в эту «Максмару»… И купил бы тот самый костюм, который Настя присмотрела еще утром.
И она прикинулась дурочкой:
– А ты бы мне больше всяких гадостей рассказывал – про покойников. У меня руки знаешь, как дрожали? Вот на джинсы и накапало…
Про то, что теперь, в предвкушении «Максмары», у нее замирает сердце, Настя предпочла промолчать.
А Эжен продолжал разливаться: