Хорошо, что хоть мать, то есть Евстолия Васильевна, оказалась на высоте. Он чуть с ума не сошел, подозревая ее в связи с Никитой. Неужели этот тип его отец? Он и Анечка… Какой все-таки кошмар! Эти последние известия совершенно выбили почву у него, Юрия, из-под ног. Он очень любит Анечку. Всегда любил, но матерью ее назвать никогда не сможет… Его вырастила Евстолия Васильевна. Вот он говорит себе – Евстолия Васильевна и насилует себя этим. Она его мать, и, пожалуй, стоит все оставить, как есть. После этих событий он гораздо реже стал бывать у нее, старается обращаться к обеим женщинам нейтрально, а они прячут глаза и отворачиваются, тоже не зная, как себя лучше вести. И вообще, в их квартире теперь постоянная предгрозовая напряженность. Все ждут очередного явления Никиты, который непременно разразится громом, молниями и, возможно, каким-нибудь камнепадом. Юрий его тоже постоянно ждет, уткнувшись носом в подушку, непостижимым образом пахнущую Риммой.
– Юра, приезжай немедленно, – продышала в телефонную трубку мать. – Я слышу, как Анечка бранится в коридоре с Никитой… Боюсь…
Егоров позвонил начальнику и отпросился у него по семейным обстоятельствам прямо посреди рабочего дня. Он понимал, что нельзя бросать двух немолодых больных женщин на бесноватого Никиту.
К его удивлению, в комнате, где лежала мать, кроме заплаканной Анечки и Никиты, находилась еще и Лариса. Она прикрывала лицо кружевным платком, будто у нее болел зуб. Евстолия Васильевна не сидела в подушках, как бывало, а лежала ничком, закрыв глаза и задрав кверху острый подбородок, обтянутый жатой серой кожей.
Юрий бросился к ней со словами:
– Мама! Что!!!
Евстолия открыла глаза и растянула бесцветные губы в улыбке.
– Спасибо, что все-таки назвал мамой, – тихо сказала она. – Со мной ничего… то есть все как всегда. Я просто набираюсь сил перед… сражением… Приподними меня…
Егоров легко поднял почти невесомое тело матери, а тут же подскочившая Анечка поставила торчком подушки. Евстолия, тяжело откинувшись на них и оглядев собравшихся вокруг ее постели, обратилась к пасынку:
– Ну! Что скажешь, Никита Николаевич?
– Еще раз предлагаю договориться со мной по-хорошему, – ответил он.
– Не будешь ли ты так любезен напомнить, в чем заключается твое хорошее?
– Буду любезен, Евстолия Васильевна, – ухмыльнулся Никита. – Это мне ровным счетом ничего не стоит. Итак: хорошее заключается в том, чтобы Юрка подарил мне папашину коллекцию и данную квартиру. Время не ждет! А вам, две юные красотули, вполне хватит Анюткиной жилплощади. Там достаточно места. Я проверял. Скажи, Юрок!
– А ему… Юрку… что ты предлагаешь? – бесстрастным голосом поинтересовалась Евстолия.
– А Юрок пусть катится к своей жене! Квартира у нее вполне приличная!
– Тоже проверял? – вставил Юрий.
– А то! Скажи, Лариска!
Юрий метнул встревоженный взгляд на Ларису. Она молча отмахнулась от них рукой и еще крепче прижала к щеке платок.
– Не выгорит у тебя это дело, – бесцветно сказал Юрий и презрительно добавил: – Папаша…
– А вот это ты напрасно… сынок… ха… гляди-ка сюда… – И он вытащил из пакета, который держал на коленях, старинную книгу, золоченый обрез которой тускло сверкнул.
– Что это? – вскинулся Юрий, а Евстолия слеповато сощурила глаза.
– А это, Юрок, не что иное, как «Часослов», любимая книга папаши, которую, между прочим, твоя названая маманька недавно загнала за бешеные деньги!
Юрий хотел взять у него книгу, но Никита не дал:
– Ку-у-уда лезешь!!! Мы ее с Лариской не без труда выкупили, а ты лапы немытые тянешь!
Юрий беспомощным взглядом окинул сначала Евстолию, а потом бывшую жену:
– Мама! Лариса! Я ничего не понимаю… Кто продал, кто выкупил? Зачем? Что происходит?
Лицо Евстолии сделалось бледно-пепельным. Глаза окончательно запали, многочисленные морщины углубились, и оно стало казаться намеренно иссеченным резцом скульптора, который очень старался изобразить последнюю стадию дряхлости и много в этом преуспел. Лариса, забывшись, в ужасе отняла от щеки платок, и глазам присутствующих предстали два отвратительных зеленовато-коричневых синяка под глазом и на переносице, которые не могла скрыть даже густо намазанная крем-пудра.
– Что это? – севшим голосом спросил Юрий. – Кто тебя так?!
– Шла, упала, очнулась, синяк, – расхохотался Никита.
– Это… ты?!! – Юрий подлетел к нему и схватил за отвороты довольно щегольского пиджака.
Никита одним движением сильной руки откинул его от себя. Анечка тяжко ахнула.
– Не нашелся еще тот, кто смог бы безнаказанно поднять на меня руку, – процедил Никита. – Щажу только потому, что ты мой сын, и потому, что ты даже не представляешь, что за бабы тебя окружают!
Юрий, мрачно прикидывающий, каким образом сподручнее прикончить этого «папашу», ничего не сказал ему в ответ. Никита одернул пиджак и продолжил:
– Одна… – и он указал на Евстолию, – …разбазаривает папашкину коллекцию, причем, заметь, толкает самые лучшие ее единицы, а вторая… вообще… – Он зыркнул в сторону Ларисы и непечатно выругался.
Юрий схватил в руку тяжелый столбик старинного бронзового подсвечника. Похоже, терять ему нечего… Черт с ними со всеми, пусть вешают некролог и обсуждают. Он ведь уже не услышит, а Никиту надо заткнуть любым способом…
Анечка со звериным криком повисла на его руке:
– Не надо, сыночек… прошу тебя, не надо…
Евстолия смотрела на это безучастно и без малейшего интереса. Жаль, что она до этого дожила. Все остальное в ее жизни, если разобраться, было не так уж и плохо. Мужа она, конечно, ждала слишком долго, зато получила именно такого, о каком мечтала. Она любила Николая. И он ее любил. Может, не так страстно, как пишут в романах, потому что уже был в том возрасте, когда не до сантиментов, стишков и прочей дребедени. Но все у них было, как положено: и поцелуи, и постель… И Юру она любила. Так любила… Да что там… Она и сейчас его любит. Если бы она была в силах, сама опустила бы на голову Никиты подсвечник. Жаль, что ей не встать… В голове что-то мутится, кружится и гудит…
– Идиот!!! – изрыгнул в сторону Юрия Никита, отобрал подсвечник и выбросил его за дверь в коридор. Подсвечник глухо ухнул о пол. Все вздрогнули. – Так вот! – опять сказал он. – Тот мужик, о котором я говорил, покупатель коллекции, он же юрист, уже подготовил бумаги о том, что папенькино завещание составлено юридически неграмотно, и дело о наследовании имущества Егорова Николая Витальевича будет пересматриваться в суде. Можете не сомневаться, что решат его в мою пользу, то есть в пользу единственного сына вышеупомянутого Николая Витальевича, поскольку кое-кому очень хочется заполучить вот этот «Часослов»… – он потряс пакетом с книгой, – …а потом и всю коллекцию. И он ее получит, клянусь мамой, которую, признаться, совершенно не помню!!! А я, наконец, получу за нее деньги!!!