Стасик сначала пытался его игнорировать. Потом – мечтал отравить. Затем – едва завидев, начинал плакать. Попытался сымитировать эпилептический припадок. Жаловался отцу, устраивал истерики матери... Но только садист все равно своего добился: из инвалидного кресла Станислав встал. И начал ходить – сначала по стенке, потом в ходунках, потом с палочкой...

Мать была счастлива. Сам Стасик тоже кайфовал, хотя вида и не показывал. Поди плохо получить свободу передвижения?! Теперь куда угодно можно забраться. В любой, даже самый заросший, уголок сада. И на крышу – с нее, мать говорила, видны сумасшедшей красоты горные закаты. Стас даже на пляже наконец побывал – не на обычном, конечно, а у маминого приятеля, у которого особняк прямо на берегу моря.

В общем, началась новая жизнь. А ее апофеозом стала она. Новая горничная. Кирка. Красивая, стройная и восхитительно глупенькая. Убирала у него в комнате и трещала без умолку. С таким смешным акцентом, что он половины из ее слов не понимал. Но только слушать ее певучую, задорную речь все равно было чертовски приятно...

И очень кстати, что он из кресла выбрался. Можно было к Кирке на кухню прийти. Или позвать ее в сад. Или даже помочь ей натирать столовое серебро... Ну, и сексом заняться, конечно. Кирочка сразу дала понять: она не против. Вот только ей очень хочется такое колечко, как у Марины Евгеньевны... И такой же, как у нее, газовый шарфик.

По магазинам Стас водить ее, разумеется, не мог, но по каталогам заказывал все, что девчонка просила. А мать только смеялась, когда он ей счета подсовывал. И без звука оплачивала.

Но однажды случилась беда.

Стасик без предупреждения пошел к Кирочке в комнату. И еще из коридора услышал, что там небольшая вечеринка. В приоткрытую дверь видно – на кровати, на стульях разместились пятеро. Две горничных, трое охранников. Все принаряженные, уже подвыпившие.

Вламываться в комнату Стас не стал – притаился за дверью. Признаться, заинтересовался: а с какой это стати его Кирочка самым наглым образом с охранником кадрится?! Но уличил подругу не в неверности, а в гораздо худшем. Вдруг услышал, как одна из горничных попросила:

– Кирка, Кирка! Покажи еще, как барчук ходит!

И та с готовностью полусогнула ноги, скрючила спину, зашаркала по полу. А вся честная компания начала заливисто хохотать.

Стаса в глазах потемнело. Распахнул дверь, ворвался в комнату, кинулся на предательницу... Растаскивать их не стали. Он остановился сам – когда Кирка, уже без сознания, лежала на полу.

Только тогда Стасик понял, что он наделал. Немедленно отправился к матери, рассказал ей все.

Марина Евгеньевна нотаций читать не стала. Спокойно сказала: «Я разберусь!» Но не очень-то получилось.

Кирка, едва пришла в себя, уселась на внедорожник и отправилась в Красную Долину. Зафиксировала в тамошнем медпункте побои. И выдвинула Стасу и его маме абсолютно сумасшедшее требование: «Или платите миллион долларов, или я заявление в милицию подаю».

– Ты дура и хамка! – вспылил Стас.

А мать лишь усмехнулась:

– Ничего. Заплатим.

– Когда? – просияла Кирочка.

– Через недельку, – пожала плечами Холмогорова. – Деньги-то немалые, в один день не соберешь.

Лицо ее было решительным и недобрым, но Кира в предвкушении ослепительного богатства выражения его не заметила. Надменно проквакала:

– Хорошо. Неделю я вам даю. Но не больше!

– Гарантирую, ровно через семь дней, – кивнула Марина Евгеньевна.

Кирочка все это время порхала, будто на крыльях, Стас же не выходил из своей комнаты и принимал антидепрессанты.

А за день до дня «Х» горничную нашли в гостиной. Возле камина. С проломленной головой.

Таня

Она слушала рассказ молодого человека не шелохнувшись.

– Ну а потом, конечно, полный кошмар начался. – Стас вздохнул, нервно облизал губы. – Маму выдернули с важных переговоров, у отца – гипертонический криз, Фаина в свой курятник умчалась: смотреть, что ей карты по этому поводу скажут...

«Да уж... Не смерть кошмар, а то, что такая суета поднялась», – мелькнуло у Татьяны.

А парень продолжал:

– Аркадий Васильевич, мамин зам по безопасности, выдвинул идею: делу хода не давать, а Кирку, как стемнеет, похоронить где-нибудь в горах. Авось никто не хватится. Но мать сказала: нет, полная глупость. И сама вызвала ментов. Приехала целая толпа, все обнюхали, обыскали. Завели уголовное дело. Маман куда-то ездила, с кем-то договаривалась, платила, наверное... В итоге все спустили на тормозах. Причина смерти – несчастный случай. А тех, недельной давности, синяков, что я Кирке наставил, и вовсе будто не было. В общем, ура-ура... – Стас вздохнул.

– Подожди, – задумчиво произнесла Таня, – а убил-то ее кто?

– Я думаю, мама, – вздохнул инвалид. – Не сама, конечно, наняла кого-то. Такая услуга, я читал, недорого стоит. Особенно если убивать не олигарха, а какую-то хохлушку.

Таню передернуло от его спокойного тона и равнодушных слов. А Стас ничего не заметил и упоенно продолжал:

– И вот за это матери огромное спасибо. Миллион, конечно, не деньги...

Садовникова изумленно взглянула ему в лицо – не шутит ли? Нет. Похоже, юный Холмогоров говорил совершенно серьезно. Щеки пылают, глаза горят...

– Заплатить, конечно, было бы проще. Но мать меня поняла. Поняла! Тут не откупаться, а именно убрать девчонку было надо, потому что Кирка свою собачью смерть заслужила.

– Вот уж не думаю... – пробормотала Таня.

Но Стас ее будто не слышал, говорил горячо, взволнованно:

– Хоть и говорят: о мертвых ничего, кроме хорошего, а я Кирку до сих пор ненавижу. Я ведь только из-за нее больше из коляски не встаю. Принципиально. Не хочу, чтобы всякая шваль надо мной потешалась.

– Ты – не встаешь, а она – в могиле лежит, – тихо произнесла Таня. – У нее ведь тоже семья, наверное, была. Мать, отец...

А Стас неожиданно усмехнулся:

– Ты права, была. Только знаешь... Они, ее семья, даже рады.

– Ты с ума сошел? – вырвалось у Татьяны.

– Ничуть, – отрезал собеседник. – Они сейчас в таком шоколаде живут! Особняк кирпичный отгрохали, два джипа купили. – И объяснил: – Я мать попросил, чтоб им денег послала. Не миллион, конечно, но тысяч сто. Для Хохляндии немало. Мамашка Киркина даже письмо мне прислала. Называла благодетелем и обещала, что всю жизнь за меня будет бога молить. Вот так.

Парень с вызовом взглянул на Садовникову. В его ясных глазах отражалось высокое, ослепительно синее небо. И – ни капли раскаяния.

– Я ведь верил ей, Таня, – почти шепотом добавил Стас. – А она меня предала. И после этого ты считаешь преступником меня?