Так или иначе, несмотря на многочисленные штрафы, на моем счету к тому времени скопилось около пяти тысяч фунтов. Я сняла их все наличными – однако счет не закрыла, наверное, подсознательно все-таки надеясь на возвращение… И билет я взяла в оба конца – правда, я уверяла себя, что обратный билет всегда можно сдать или перенести на более поздний срок. И в тот же день я успела вылететь из аэропорта Хитроу на самолете компании «Бритиш Эйрвэйз».
Всю дорогу я наслаждалась свободой и тем, что дети, а тем более муж, не «достают» меня – выпила несколько «джин-тоников», разболталась с попутчиком, русским бизнесменом, который оказался довольно цивилизованным господином, – словом, чувствовала себя великолепно. Ни брату, ни тем более отцу я не сообщила о своем приезде. Я летела в родной город абсолютно инкогнито, и это было так… пикантно, что ли. Это так освежало!
Москва меня встретила хмурыми сумерками, хмурыми лицами пограничников и таможенников, хмурыми залами аэропорта. Оказалось, что здесь еще совсем холодно, люди ходят в тяжелых пальто, и на деревьях не проклюнулись даже почки – а ведь в Лондоне уже вовсю цвели каштаны! За много лет я забыла, что за тоска – наша столица, особенно в межсезонье. Бизнесмен, летевший со мной, предложил подвезти меня – его встречал личный шофер, но я решила, что это уж слишком, и взяла такси до гостиничного комплекса в «Измайлово». Я слышала, что это довольно поганая, но зато не очень дорогая гостиница для иностранцев. Там я получила номер, приняла душ, включила телевизор и стала думать, а что мне, собственно, конкретно делать в Москве? С чего начинать? Наташа была на своих Мальдивах, ни отцу, ни брату я звонить не хотела, и на это были свои причины. И я набрала номер одной своей подружки – еще по театральному училищу. К счастью, она не поменяла свой номер телефона, и оказалась дома, и искренне мне обрадовалась. Мы с ней заточили часа, наверное, на полтора. И когда я призналась, что собираюсь жить в Москве как минимум месяц и не знаю, где мне остановиться (цены даже в «Измайлово» были для моего кошелька неподъемными), она закричала, что меня ей послал сам бог! Почему? Выяснилось, что ее двоюродный брат уехал работать по контракту в Америку, а сам поручил ей надзирать за квартирой и, главное, кормить кота. Квартира брата находится хоть и недалеко от нее по московским меркам (она жила в «Текстильщиках», а он в «Выхино»), но все равно каждый день ездить туда было утомительно. И моя подруга с ходу предложила мне жить там и даже слушать не хотела никаких моих возражений, что это, мол, неудобно.
Полковник спросил:
– А ваша подруга не поинтересовалась, почему вы не хотите остановиться у отца, брата или сестры?
Рита ответила:
– Спросила, но я сказала ей, что я со своей семьей в ссоре и не хочу просить их ни о каких одолжениях. Этот ответ ее вполне удовлетворил. Так что на следующий день мы встретились, я угостила ее обедом, а она перевезла меня в квартиру своего брата. Больше того! Когда я заикнулась, что мне может понадобиться машина, подруга предложила воспользоваться ее старой «девяткой». Все равно, сказала, ее пора продавать, а руки не доходят, и ничего страшного, если она одолжит ее мне – при условии, конечно, что я буду оплачивать бензин и возможные поломки и аварии. Она написала мне доверенность, внесла мою фамилию в страховой полис – так уже на второй день в Москве я оказалась и с квартирой, и с машиной.
Я, честно говоря, отвыкла от подобного почти бескорыстного радушия. Оно, по-моему, свойственно только русским, и его не дождешься на Западе.
У меня появился кров над головой, средство передвижения и даже живая душа, о которой я должна заботиться, – кот; но я до сих пор понятия не имела, а зачем я, собственно, явилась в столицу? Как мне поступить?.. И в самый первый вечер на новом месте до меня вдруг дошло, с чего мне начинать. Я привыкла доверять своей интуиции, какие бы абсурдные, на первый взгляд, решения она ни предлагала. И теперь внутренний голос нашептал мне, что начинать надо со слежки за моим отцом.
Тогда я еще не знала в точности, что буду делать дальше. Но отца я ненавидела – да, это факт. Я не стану скрывать этого. Я ненавидела его и мою мачеху, Тамару. Но вначале у меня не было никакого определенного плана.
Словом, ранним утром следующего дня я приехала сюда. Я остановила машину там – в леске, на пригорке. (Рита показала рукой, где.) Оттуда прекрасно просматривался весь участок и дом. К тому же я обзавелась биноклем. Позже я увидела, как выводит из гаража машину отец. Как он садится в свой «Мерседес» и уезжает. У меня хватило ума не последовать за ним. Он легко бы оторвался от «девятки», к тому же очень просто мог вычислить меня на проселочной дороге, ведущей от участков в сторону города. И я осталась здесь. И провела здесь весь день, до самой темноты, пока не вернулся отец. Если б вы знали, какое это, оказывается, тяжелое занятие – наружное наблюдение!
Полковник Ходасевич пробурчал:
– Я знаю.
Рита воскликнула:
– Ах да, я забыла, кто вы… В общем, глаза щипало от напряжения, хотелось пить, есть, вся одежда и ноги промокли от лесной сырости… А главное, я ничего особенного не увидела. Томка никуда не выезжала, всего два раза выходила во двор – и только… Вечером отец вернулся и исчез в доме… Я устала, была вся разбита, но на следующий день решила повторить свой подвиг… Утром опоздала на свою «вахту» и даже не видела, как отец уезжает из дома. Опять провела здесь день, замерзла, промокла – и опять не разглядела ничего интересного. Но все равно: это мое новое занятие так разительно отличалось от моих серых будней в Англии, что я чувствовала себя какой-то радостной, обновленной, посвежевшей!..
На следующий день я поняла, что не вынесу еще одного дня сидения в мокром лесу, и решила перенести слежку к офису отца. Это было опаснее, потому что он меня мог увидеть, но зато это мероприятие будоражило мне кровь еще сильнее, чем наблюдение за его особняком. И вот я с утра пораньше приехала на Большую Ордынку – к дому, где помещался офис отца. Я припарковалась на противоположной стороне улицы, метрах в двадцати от входа. Видела, как утром подъезжает к офису отец, как исчезает в подъезде… И… И, собственно, это все. Один раз он, правда, вышел на крыльцо проводить какую-то «шишку»… А вечером отец сел в свою машину и уехал – наверно, домой. И больше – ничего.
Я стала спрашивать себя: а что я делаю? И, главное, зачем? Чего я хочу? Чего добиваюсь? Я не могла ответить себе на эти простые вопросы. Но назавтра зачем-то снова примчалась спозаранок к отцовскому офису. И тут мне улыбнулась удача. Борис Андреич приехал, как всегда, рано и на целый день исчез за стенами конторы. Однако вечером он вышел из офиса не поздно, около пяти. А самое главное – его сопровождала женщина. Точнее, совсем молодая девушка. Он распахнул перед ней дверцу «Мерседеса», усадил ее – по всему было видно, что отношения между ними далеко не просто товарищеские, а, скорее, интимные. Я дико обрадовалась! Вот оно! Гадине Тамарке тоже наставляют рога! Она тоже может узнать весь ужас быть обманутой женой!
Окрыленная, я поехала следом за отцовским «Мерседесом». Движение было плотное, весь центр забит пробками, поэтому я, даже на «девятке», не упускала любовников, и мне удавалось держать их в поле видимости. Наконец они прибыли – по расстоянию это было недалеко, но времени поездка заняла много – и вошли в ресторан на Страстном бульваре. Ресторан выглядел фешенебельным – коллег по работе в такие не водят. Я припарковалась неподалеку от заведения (жизнь в Европе научила меня всюду находить места для парковки) и продолжила наблюдение. Наконец, около девяти отец и юная особа вышли из ресторана. Девушка была изрядно навеселе, и папаня аккуратно поддерживал ее за талию. Он усадил ее в машину, и они сорвались с места.