Инга ввалилась в калитку и побежала к отцу, понимая, что это все-все-все, это конец…
Отец тяжело пошевелился и сел в снегу.
– Собака, – хрипло подтвердил он.
– С тобой все в порядке, дорогой? – прозвенел из машины обеспокоенный мамин голосок.
Отец успокаивающе махнул, сгреб в горсть снег и вытер красное лицо, поднял руку, разглядывая изодранный клыками рукав. На самом краю красовалась аккуратная сквозная дыра с обожженными краями.
– Ты меня убить собирался? – поинтересовался он у охранника.
– Так это… – охранник шмыгнул носом, пряча пистолет за отворот пиджака. – Смотрю, вас едят… Вот я и…
– Подавятся. А тебя, мазилу, уволю к… – он покосился на дочь, – уволю, – словно ни в чем не бывало оглядываясь по сторонам, заключил отец. – Куда ж местные подевались? – кажется, он только сейчас увидел наметенный у дверей снеговой завал. – Витек, неси лопату! – скомандовал он шоферу. – Разберемся! – и направился ко входу в дом.
– Не надо! – снова крикнула Инга – так же бесплодно и бесполезно, как и раньше. Отец словно не слышал ее.
Шофер быстрыми уверенными движениями прокапался к двери…
– Правда, Димка, может, не стоит? – Из второй машины выглянул дядя Игорь. – Что-то тут не то…
– Вот и надо разобраться, – усмехнулся отец. – Все-таки наша теперь территория.
Он распахнул дверь и скрылся в доме. Инга стиснула зубы и пошла за ним.
Крашеные доски пола резко скрипели под ногами. Ровненько, будто только что расстеленные, лежали цветные домотканые половики. Составленное из пестрых кусочков одеяло на солидной деревянной кровати сбилось, будто обитатель этого дома лишь только что выбрался из теплой постели. В кухонной мойке небрежно свалены пара щербатых тарелок и закопченная сковородка.
– Никого, – отец приподнял и снова поставил на стол белую с красным ободком фаянсовую кружку. На дне плескался недопитый чай. Инга не удивилась бы, если бы он оказался еще теплым.
– «Мария Селеста» [2] , – прошептала девочка, останавливаясь посреди этой вроде бы всего несколько минут назад покинутой комнаты.
– Не нагнетай саспишес [3] , и так перебор, – резко ответил отец, впервые показав, что он ее все-таки слышит. – А в других домах? – спросил он у шофера, направляясь обратно во двор.
Витя перескочил через низенький заборчик и, подсунув лезвие лопаты, отжал ставню в соседнем доме.
Инга пошла к машине. Хоть бы у них хватило ума не проверять все дома – и так ведь ясно, что деревня пуста!
Дверца мини-вэна распахнулась, и наружу выбралась Амалия. Пухлощекая физиономия фройляйн светилась энтузиазмом. Немка глубоко вдохнула и восторженно зажмурилась.
– Ах, как хорошо! – Она подставила ладонь в пестрой вязаной перчатке под неспешно планирующие с темнеющего неба крупные, будто мультяшные, снежинки. – Гюнтер, хватит сидеть машина, выходить свежий воздух!
– Danke, я есть вполне хорошо тут, – пробурчал с заднего сиденья Гюнтер, подливая себе коньяку.
Амалия скорчила досадливую гримаску.
– Ты есть schlaff! – фыркнула она. – Инга, идти смотреть, что здесь есть!
Меньше всего Инге хотелось шастать по загадочно опустевшей деревне. Но Амалия, не дожидаясь ее согласия, уже шла по улице. Ее куртка ярким пятном выделялась на фоне снежной белизны.
И тут она вдруг замерла, словно ее схватили за ноги. Дернулась, будто пытаясь освободиться. И исчезла, точно заснеженная дорога втянула ее в себя. Инга остановившимся взором глядела на белое полотно – оно было совершенно пустым.
Девочка закричала.
– Чего вопите, Инга Дмитриевна? – поинтересовался мрачный охранник.
– Там… Там… – дрожащим пальцем Инга указала на цепочку следов, обрывающуюся посреди дороги. – Амалия… Пропала…
Охранник скептически хмыкнул и, переваливаясь в снегу, двинулся к месту исчезновения немки. Остановился… Снег будто взорвался, и из него высунулась рука! Вцепилась охраннику в ботинок…
Из снежных глубин вынырнула красная физиономия немки.
– Wie entsetzlich! [4] – отирая лицо и отплевываясь набившимся в рот снегом, прохрипела Амалия. Ухватившись за протянутую руку охранника, она с трудом выбралась на край здоровенной ямы, прятавшейся под покровом снега. – Я слышать, что у вас очень плохие дороги, но даже не представлять себе – яма посреди улица!
Инга тихонько попятилась, вернулась и побежала к машине. Все, в салон и не вылезать оттуда!
Чей-то плотный, как прижатая к лицу подушка, взгляд уперся в нее. Инга вскинула голову. Прямо над их машиной на крытой потемневшим шифером крыше стоял старый китаец в теплом зимнем халате с вышитыми драконами. Заплетенные в две коротенькие косицы седые волосы свисали вдоль желтого морщинистого, как засохшее яблоко, лица. Щелочки глаз буравили Ингу, в руках китаец держал маленький округлый лук. Наложенная на тетиву тонкая стрелка целила точно ей в переносицу.
– Ой! – отчаянно выдохнула девчонка, зажмуриваясь.
– Что, деточка? – раздался сзади спокойный мамин голос.
– Прячься! Скорее! – Инга стремительно развернулась к выглядывающей из машины маме и толкнула ее обратно в салон.
– Опять собака? – ужаснулась мама.
– Нет! Китаец! С луком! – выкрикнула Инга.
– Пусть Витя скажет ему, что нам не нужен его лук, мы ничего не покупаем.
– У него лук, из которого стреляют! – выдохнула Инга, крутанувшись на месте и чувствуя себя живой мишенью.
На крыше никого не было.
К машине вернулся отец.
– Ни единой души! – он покачал головой и, запрокинув голову, с тревогой вгляделся в затянувшие небо тучи. Снег, сперва падавший медленно и торжественно, усилился, засыпая деревню частой россыпью. Отец распахнул дверцу. – Приедем, разберемся!
– Ты… все еще хочешь ехать в замок? – неуверенно переспросила Инга.
– Куда ж еще? – рявкнул отец. – Мы вроде туда собирались!
– Но папа! Ты же видишь – тут творится что-то странное! Собаки бешеные, целая деревня исчезла! – Про китайца Инга благоразумно упоминать не стала – она уже сама не очень верила, что действительно его видела.
– Она с самого начала не хотела ехать! Твердо решила испортить нам Новый год! – тоном детсадовской ябеды-корябеды откликнулась из салона мама. – Дима, скажи ей!