– Ну что, расхотелось яблочка? – спросил Каспар.

Неожиданно с ветки слетела красивая птица и долбанула Бертрана по шлему. Граф принялся отбиваться от злобной пичуги, ей на помощь прилетели еще несколько. Они стали атаковать всех бойцов отряда, распаляясь от собственной ярости и теряя разноцветные перья.

– Да что с ними такое? – поразился Бертран.

Птиц становилось все больше, они кружили над отрядом галдящей беспокойной стаей.

– Полагаю, мы на правильном пути! – объявил Каспар, стараясь перекричать птичий гомон и отбиваясь от атакующих птах. – Где-то здесь должна быть Башня Ужаса, наверно, это как-то связано с ней!

– В таком случае она, скорее всего, вон за той рощей! – прокричал Бертран, закрывая лицо одной рукой и указывая другой на группу кипарисов.

Стоило, однако, отряду попытаться двинуться к роще, как летавшие над головами птицы обрушились на них словно ураган. Теперь это были настоящие убийцы, их клювы заметно удлинились, а острые когти оставляли царапины даже на стальных накладках. О том, чтобы как-то обороняться, не могло быть и речи, пришлось нестись во всю прыть, чтобы укрыться в роще.

Под деревья птицы не сунулись, видимо, это была уже не их зона ответственности.

Снова превратившись в безобидные создания, они вернулись на деревья и запели, а Каспар и его друзья отдышались и стали считать раны.

Как оказалось, все получили довольно много глубоких царапин и порезов. Углук выглядел так, будто пронесся на лошади через кусты терновника – бедняге, как самому высокому, досталось больше всех. Пришлось обратиться за помощью к котомке мессира Маноло. Когда раны затянулись, путники прошли сквозь рощу и увидели Башню.

Она стояла посреди большого круга черной выжженной земли, ее контуры казались какими-то расплывчатыми.

– Мне кажется, я слышу гудение, – сказал Бертран, в задумчивости проводя рукой по затянувшимся порезам.

– Я тоже его слышу! – признался Фундинул. – Такая высокая нота, как будто крутится жестяной волчок.

– Какой волчок? – не понял Углук.

– Игрушка такая детская, – пояснил Каспар. – Ну что, идем к Башне?

– Страшновато, – признался гном.

– А ты можешь вернуться к птичкам, – посоветовал ему Углук и двинулся следом за Каспаром.

Издалека Башня казалась белой, но по мере приближения к ней темнела, как будто создавая вокруг себя пелену тени.

– А где вход? – спросил Углук, когда до Башни осталось ярдов тридцать. – Как мы попадем внутрь?

– Ни входа, ни окон, ни бойниц, – подвел итог Каспар после беглого осмотра. – Мы обязательно что-то придумаем, но не сегодня. Ведь уже вечер, не так ли?

Все стали озираться, возле Башни напрочь исчезло чувство времени – никто не мог вспомнить, день сейчас или утро. Было светло, но солнце пряталось за какой-то молочной пеленой.

Сложив седельные сумки в кучу, бойцы отряда стали обследовать стены Башни.

Вблизи громадное сооружение выглядело менее плотным, напоминая застывший столб дыма. Фундинул прикоснулся к стене и тут же отдернул руку.

– Ух ты, жжется! – пожаловался он.

– Да она еще и вращается! – заметил Бертран.

Приглядевшись, Каспар понял, что граф не ошибся. Башня действительно вращалась, но так быстро, что это трудно было уловить.

– Хорошо, узнали мы достаточно, пора уходить, – сказал он.

– И что, снова идти к этим птичкам-убийцам? – недовольно проговорил Фундинул.

– Нет, полагаю, мы устроимся в роще.

Они вернулись в кипарисовую рощу, сели под дерево и неспешно перекусили. Оставшуюся еду и воду приходилось экономить, ведь за пределами рощи пришлось бы столкнуться с кровожадными птицами.

Садилось солнце, Каспар сидел и смотрел, как удлиняются тени. Птицы в саду замолкли, звонче стал журчать ручей, а вот тональность вращающейся Башни не изменилась. Каспару еще предстояло найти способ проникнуть в нее и забрать Огрскую печать, тогда можно будет вернуться в Ливен.

64

Купеческий караван вступил в Ливен, когда начинало темнеть. Нервируя собак, тяжело груженные телеги прогрохотали по улочкам северной окраины и, проехав через половину города, остановились на Рыночной площади.

– Мы прибыли, господа, – сказал хозяин обоза, подходя к телеге, на которой ехали трое пассажиров из Харнлона – щуплый старичок с седой бородой и двое плечистых молодцов, обладавших весьма живописными физиономиями с множеством шрамов и сломанными носами. Одеты эти трое были небогато, но добротно, и всю дорогу вели себя тихо. Никаких товаров с собой они не везли, и купцы посматривали на них с плохо скрываемым подозрением.

– Спасибо тебе, добрый человек, – поблагодарил старик. – Ричи, расплатись.

Один из громил развязал висевший на поясе кошель и, выудив шесть серебряных монет по одному рилли, отдал возчику.

– Кстати, добрый человек, не подскажешь, где находится постоялый двор «У пруда»? – поинтересовался старик, когда деньги перекочевали к хозяину каравана. Тот удивленно поднял брови, но тут же напустил на лицо выражение равнодушия – упомянутое заведение пользовалось в Ливене дурной славой.

– Это на Блошиной улице, господин. Надо пройти вот так, потом свернуть направо, в узкий переулок. Там спросите.

– Спасибо, добрый человек.

Когда трое пассажиров, подхватив багаж, скрылись за углом, хозяин обоза с облегчением перевел дух.

Седой Вилли шел не торопясь, двое помощников бесшумно двигались позади, отставая на полшага. Несмотря на габариты, они могли красться, как кошки.

Следуя указаниям возчика, троица приезжих вскоре оказалась на грязной улице, там Седой порасспросил нищего, и тот указал ему последний поворот.

Переступая через зловонные лужи и мусор, чужаки вышли к постоялому двору. Строение выглядело скверно, вокруг него никогда не убиралось, а ржавая вывеска едва держалась на последнем гвозде. В обычное время здесь, наверное, было довольно скучно, но сейчас перед дверями заведения происходила драка. Двое оборванцев из последних сил наносили друг другу удары, а их приятели подбадривали дерущихся пьяными голосами.

Наконец один из них упал, второй, с разбитым носом, помог ему подняться, и вся толпа, возбужденно гомоня, повалила внутрь заведения – отмечать завершение ссоры.

Седой Вилли терпеливо выждал, пока последний оборванец, одетый в одни только штаны, пройдет внутрь, и только затем перешагнул порог, чтобы неожиданно для себя наступить на чужую ногу.

– Куда прешь, дедуля? – возмутился усатый тип с раскрасневшейся от возлияний физиономией. – Ты оскорбил меня, наступив на ногу, теперь плати!

– Хорошо, – согласился Седой. – Ричи, заплати ему.