Стол и сейф были, конечно же, заперты, но ловким пальцам Костюшко не мог противостоять никакой механизм. Польский гусар снял самые пышные детали своей формы и засунул их в шкаф. Это собьет со следа сыщиков, когда взлом обнаружат.
Теперь Костюшко старательно работал пером, а Уэссекс с Ратледжем обшаривали папки. Конечно, самые важные документы хранились где-то в другом месте, но даже то, что найдется здесь, станет неоценимым подарком для британской разведки.
— Ух ты! — удивился Уэссекс. — Тут говорится, что де Шарантон действительно назначен губернатором Луизианы! Зачем, как ты думаешь?
— При дворе говорят, для того, чтобы наказать аборигенов, — рассеянно ответил Костюшко. — Но похоже, что он скорее спровоцирует там открытое восстание и у нас появятся новые союзники.
— Де Шарантон никогда не был губернатором. Он куда ценнее Бонапарту в качестве колдуна, — нахмурился Уэссекс, передавая документ Ратледжу.
— Ходили кое-какие слухи насчет причины, по которой ему дали этот пост, но найти подтверждение… — медленно проговорил Ратледж. — Боже правый, я никогда не думал, что все может зайти так далеко!
То, как он это произнес, заставило оторваться от дела даже Костюшко.
— Думаю, вам лучше ничего больше не говорить, милорд.
Он не знал, кто такой Ратледж, но то, что он находился здесь в сопровождении Уэссекса, свидетельствовало о том, что лорд занимает высокое положение в мире тайной политики.
— Нет. Я прекрасно понимаю, что ваш долг — не дать мне попасть в руки французов. Но эта информация должна дойти до Лондона любой ценой, поэтому я открою вам даже больше, чем предписано. Много лет на континенте сохранялось нечто вроде перемирия на полях битвы. Великолепные генералы Бонапарта — всего лишь обычные смертные. Он никогда не пользовался в битвах искусством магии. Потому и мы воздерживались от этого, поскольку, если перенести нашу вражду в Мир Духов, последствия окажутся просто невообразимы. Но мы уверены, что теперь он намерен это сделать.
— Каким образом? — спросил Уэссекс. Он лишь поверхностно был знаком с искусством высокой магии и кое-что знал о Древнем народе, как и полагается члену высшего общества, вот и все. Но не сомневался, что магия — вещь неверная, готовая как подчиниться тому, кто ею пользуется, так и предать его, и что взывать к Великим Силам и повелевать ими — далеко не одно и то же.
— Есть некоторые… реликвии. Предметы, которые созданы не руками смертных или наполненные божественной силой. Хранить их — священный долг. Многие из них доныне строго охраняются в надежных местах далеко отсюда. Но самый древний, самый священный из них — Святой Грааль. Гуго де Пайен был направлен к нему в еще в тысяча сто восемьдесят восьмом году. Много лет он и его братья хранили его, пока Филипп Красивый, услышав об этом сокровище, не возжелал его для себя, поскольку легенда гласила, что Грааль дает своему владельцу победу на поле битвы. Чтобы спасти его, Жак де Моле отослал Грааль вместе с прочими сокровищами ордена в безопасную шотландскую гавань. Но корабли так и не добрались до берега. Они бесследно исчезли вместе с Граалем.
Когда был открыт Новый Свет, возникли предположения, что именно туда могли уплыть корабли тамплиеров, и Грааль стали искать в Новом Альбионе. Если Бонапарт послал своего дьяволопоклонника в Новый Свет, значит, он узнал, что Грааль находится там, и надеется его найти.
— А если он его ищет, стало быть, собирается им воспользоваться, — медленно проговорил Уэссекс. — А это значит, что если ему помешали идти в одном направлении, то он двинется в другом. И война, терзавшая Англию столько лет, того гляди превратится в нечто еще более жуткое.
— Ну, вот, готово, — Костюшко встал и подул на документы, чтобы высушить чернила. — Все чисто-гладко, лучше и в Англии бы не сделали. — Он протянул бумаги Уэссексу и только сейчас заметил выражение его лица. — Что случилось?
Через час три человека в темных плащах скакали на восток от Парижа. Лионская дорога была довольно оживленной, но паспорта всадников были подписаны самим Талейраном — по крайней мере, так показалось бы каждому, кроме разве что самого Черного жреца. И, словно этого было мало, они прихватили с собой кучу личных документов Талейрана. Лучше всего, как весьма разумно сказал Костюшко, сделать все так, чтобы их повесили сразу же, и избавить врагов от измышления подходяших обвинений. Уэссекс, привыкший к безумствам своего приятеля, не соблазнился на приманку.
Они добрались до монастыря сразу после рассвета.
«Странно, — размышлял Уэссекс, — что в императорской Франции еще остались религиозные учреждения…» Революция основывалась на уничтожении всех таких институтов — Церкви, государства, даже календаря, — и в начале своего восхождения Первый консул поклялся блюсти идеалы восемьдесят девятого года. Но корсиканский тиран был прежде всего прагматиком, а церковь могла стать для него грозным врагом, потому Наполеон сквозь пальцы смотрел на оставшиеся религиозные организации и тактично установил контакты с Римом. Франция была католический нацией еще с тех времен, как римские легионы покинули Запад. Французская нация могла стать атеистической, но протестантской — никогда.
Монастырь носил на себе следы антиклерикального вандализма — статуя Пресвятой Девы перед воротами была вся испещрена сколами и трещинами, высокие стены обожжены и заляпаны краской, однако толстые деревянные ворота оставались целыми.
— И как мы проникнем внутрь? — задумчиво пробормотал Костюшко. Он сбрил бакенбарды и усы, которые немедленно выдали бы в нем военного, и зачесал назад блестящие рыжеватые волосы. Теперь у него был вид заблудшего студента.
— Думаю, — откликнулся Уэссекс, — надо постучаться.
Оставив Илью присматривать за конями, Уэссекс с Ратледжем подошли к воротам. Из дырки в стене тянулась цепь с деревянной ручкой. Уэссекс тронул цепь и услышал за стеной далекий звон колокольчика.
Через несколько минут в двери открылся глазок. Оттуда на них посмотрел черный глаз.
— Меня зовут Руперт Дайер, — негромко сказал Уэссекс — Можно войти?
— Ее здесь нет, — спокойно сказала мать-настоятельница, невозмутимая женщина в голубовато-серых одеждах.
Привратница, сестра-мирянка, немедленно привела настоятельницу переговорить с этим странным и, возможно, опасным чужаком. Уэссекс прекрасно понимал, что с ней блефовать не стоит, поскольку она в любом случае лояльна скорее Риму, чем Франции. Он просто рассказал всю правду, по возможности не называя имен.
— Как? Куда они ее увезли? — У Ратледжа был вид смертельно раненного.
— Кто «они», мсье? — озадаченно посмотрела на него старая монахиня.
Уэссекс поднял руку, чтобы Ратледж не выболтал лишнего.
— Вы говорите, что сестры Мари-Селесты здесь нет. Куда и когда она уехала?
Мать-настоятельница печально посмотрела на него.
— Она исчезла из своей постели в страшную ночь накануне сочельника. И боюсь, ее постигла ужасная судьба.