Полковник деловито кивнула.
— Мы обеспечим вас аппаратурой с наушниками.
— Благодарю вас, — отозвался Гордон и исподлобья бросил взгляд на Сабу. Та кивнула — невозмутимая, как всегда.
— Если вопросов больше нет, можете устраиваться в отведённых для вас комнатах, а потом приходите сюда ужинать, — сказала Васильева и поднялась.
Пять минут спустя Росс и Эвелин уже стояли в своей комнате. Здесь тоже были высокие потолки. Мердок обвёл взглядом остатки аристократической роскоши. Вокруг окна и на потолке — старинная лепнина. Мебели немного, простой, но удобной. В углу негромко шипел обогреватель.
Женщина подошла к окну и обвела взглядом крыши домов. Так она стояла, покачиваясь с носков на пятки, и задумчиво молчала.
— Есть проблема? — спросил Росс, не спуская с неё глаз.
Она обернулась и улыбнулась.
— Ничего серьёзного. Просто пытаюсь решить: то ли мне надо хорошенько размяться, потому что мышцы после полёта затекли, то ли просто принять душ или ванну.
Росс прошёлся по комнате, открывая двери. За одной оказалась небольшая кладовая или очень маленькая комнатка. Мердок щёлкнул выключателем и увидел сидячую ванну.
— Я бы не советовал тебе выбирать душ, — сказал он жене.
Эвелин заглянула в комнатку через его плечо и усмехнулась.
— Если напор воды такой, как мне рассказывала Вера, то тут и решать нечего.
С этими словами она открыла кран горячей воды на полную мощность. Полилась тоненькая чуть тёплая струйка.
— Быстро ванна не наполнится, — заметил Росс.
Риордан прищёлкнула пальцами.
— Значит, сначала тренировка.
Мердок вздохнул.
— Включу запись речи йилайлов. Будем тренироваться и пересвистываться.
Эвелин застонала и швырнула в мужа подушку.
Ужин сильно отличался от того, который прошёл в день знакомства группы в Америке.
Еда была острая и интересная на вкус, но не это привлекло внимание Росса. К ним присоединились другие русские, но почему-то Мердок стал воспринимать их совершенно иначе, и дело было не только в том, что Ренфри без труда общался с ними.
В Америке полковник Васильева и четверо её агентов вели себя тихо, вежливо и все время держались вместе. За исключением треклятого Никулина русские не особенно бросались в глаза. Он смотрел на них не как на отдельные личности, но как на некий союз, а их дружное молчание только усугубляло отчуждённость.
Все, что он знал об этих людях, это то, что трое из них — русские агенты времени, а один — долговязый, очкастый Валентин Светланин — учёный.
Оказавшись на родной земле, русские словно бы стали совсем другими людьми. А может быть, во всем была виновата прошедшая ночь? Росс, к примеру, не мог представить, чтобы Валентин во всю глотку орал народные песни — да и любые песни, если на то пошло! — но Эвелин убеждала мужа в том, что Валентин и вправду веселился от души. Он не только знал все тексты от начала до конца, но ещё и помнил множество вариантов!
Мердок гадал: а не станет ли Михаил Никулин на родной почве ещё более дерзким — ну, не готов ли он, к примеру, вызвать кого-нибудь стреляться из пистолетов на заре?
«Лучше не будить лихо», — решил Росс и постарался выбросить Никулина из головы.
Он попытался соединить лица русских с именами и фамилиями.
Вера Павлова — рыженькая, смешливая женщина.
Ирина Базарова — невысокого роста, худощавая, темноволосая, с тонкими чертами лица. В Америке в её движениях была компактная аккуратность, а здесь, на родине, эта аккуратность превратилась в изящество.
Когда разговор оживился, Мердок наклонился и шепнул жене:
— Эта Ирина. Она занималась какими-то танцами?
Эвелин вздёрнула брови.
— Балетом. — Она усмехнулась. — Уже примерно столько же лет, сколько я — боевыми искусствами. Если не дольше.
Росс кое-как просвистел йилайлское словосочетание, выражавшее одобрение.
От дверей послышался другой свист — громкий, чистый и правильно интонированный.
— Миша! — хором воскликнули русские.
Михаил стоял, прислонившись к дверному косяку, перебросив через плечо снятое пальто. Верхняя пуговица на вороте его рубашки была расстёгнута. Росс смотрел на уже знакомые вьющиеся светлые волосы и нагловатую усмешку и старался подавить мгновенно вспыхнувшую неприязнь и недоверие к этому человеку.
Никулин рассмеялся, проговорил что-то по-русски, после чего мгновенно развернулся к Сабе и Эвелин и вальяжно им поклонился. Россу стоило немалых усилий заставить себя сидеть спокойно.
«Если только этот пижон подкатится к любой из них, уж лучше пусть жена врежет ему хорошенько, иначе это сделаю я».
— Сколько красоты — в моей прекрасной стране! Словно грации сошли на землю!
Он поцеловал руку Мариам, бросил весёлый взгляд в сторону Мердока, наклонился и поцеловал руку агента Риордан.
Эвелин негромко рассмеялась и отдёрнула кисть.
Михаил обратился ко всем присутствующим:
— Меня, как цепного пса, послали охранять присланную американцами аппаратуру. Но заверяю вас, я даром время не терял и усиленно трудился над записями. А насколько далеко вы продвинулись в этом треклятом языке?
Он выговорил фразу на йилайлском с непринуждённым свистом и жужжанием.
Росс услышал, как Риордан прошептала перевод. Сам он даже и пытаться не стал. Находившаяся в дальнем конце комнаты Васильева одобрительно кивнула, а профессор Мариам шагнула к Никулину и что-то ответила. Насколько мог разобрать Мердок, её интонация тоже была безошибочно верна. Короткую фразу добавил Эш.
— Один-ноль в нашу пользу, — еле слышно прошептал Росс.
Эвелин улыбнулась и прикрыла губы ладонью.
— Интересно, узнаем мы или нет, почему его отослали из Штатов? Потому, что у него беда, или потому, что он и так уже эксперт в йилайлском языке? — прошептала она в ответ.
— Почему-то во втором варианте я сомневаюсь. Уверен только, что он большой любитель выпендриваться.
Росс склонился к столу и сделал большой глоток крепкого кофе.
— Мы готовы? — осведомился Никулин и обвёл собравшихся взглядом.
— Мы уезжаем завтра, — сообщила рыжеволосая Павлова. — Ты вовремя появился, Миша.
— А Зина мне сказала, что, если я опоздаю, она скушает на завтрак мои уши, — объяснил Михаил и уселся на свободный стул.
Мердок посмотрел на полковника. Она ещё в Штатах попросила, чтобы все называли её просто Зиной, но там она казалась ему для этого слишком суровой. Теперь же она улыбалась, словно любящая мать при взгляде на любимое дитя.