Не сказать, что пел он мастерски, но мягкий баритон обладал немалой силой, притягивал внимание.
Игорь открыл глаза и сел, Олег отложил книгу, и даже на морщинистом лице старика, занимавшего боковое место, появилась расслабленная, мечтательная улыбка. Глаза его заблестели.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.
– Хорошо поет, – сказал Олег. – С душой. Хотя цели у него банальные – девчонкам понравиться. Оба они бабники, но если Иван берет напором, то Сергей много тоньше действует… Эх, обормоты.
– Слушай, это… – Игорь замялся. – Давно хотел спросить, а каково это – быть таким, как ты? Таким, как вы все?
Лицо Олега стало мрачным, он огладил бороду, задумчиво пошевелил бровями.
– Вот смотри, – сказал он. – Ты человек, и тебя можно описать – мужчина, средних лет, любит баскетбол, немного умеет рисовать…
Игорь недоуменно заморгал – откуда собеседник столько знает о нем?
– Но эти параметры могут меняться, – продолжал Олег, – ты можешь забыть про любимый ЦСКА, начать болеть за УНИКС или «Триумф», можешь разучиться рисовать и освоить игру на тромбоне… Ведь так?
– Так, – кивнул Игорь.
– А мы… мы меняться не можем, сколько бы ни длилась наша жизнь. Мы – застывшие в одном мгновении куски прошлого, мертвые символы давно сгинувших эпох. И перемены нам недоступны так же, как фрагментам картины на стене. Понял?
– Знаешь ли, не очень. Вот смотри, Иван слушает «Рамштайн». Вряд ли он мог делать это… ну, при жизни.
– Это все внешнее, наносное. Как одежда, – Олег развел руками. – Ее можно переодеть, но спрятанное в нее тело при этом не изменится. Вот Сергей не может бросить пить, и вовсе не потому, что не хочет. Нет, просто в его мифе намертво зафиксирован образ пьяницы. Или Екатерина, даже если возжелает, не сможет уехать в провинцию и стать дояркой. Она всегда останется там, где у нее будет власть… Миф вообще конструкция жесткая, а миф исторический, зафиксированный письменно, обладающий строгим каноном, – особенно.
Игорь потер лоб.
– Не очень я улавливаю твою мысль, – пожаловался он.
– Это сложно объяснить. – Олег поморщился. – Но чувство поганое, словно заключен в клетку собственного тела и разума. Но при этом ты можешь и умеешь гораздо больше, чем обычные люди. Не могу объяснить… тебе надо поговорить с тем, кто лучше меня умеет растолковывать. И еще – становясь членом синклита, ты многое начинаешь видеть и чувствовать по-иному, но действуешь все равно по-старому, так же, как и в жизни.
А Сергей тем временем затянул новую песню, и Иван начал подпевать ему гулким басом:
Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.
– Ладно, – сказал Игорь. – Все это слишком сложно… А правда, что ты умер, когда тебя ужалила змея, выползшая из конского черепа?
– Никто из нас не помнит собственной смерти. Поэтому даже Сергей не может ответить на вопрос, сам он повесился или кто-то помог. А про змею, скорее всего, легенда. Мало ли их в нашей истории?
Из прохода послышались шлепающие шаги, а когда затихли, гнусавый голос сердито проговорил:
– Слышь, ты, друг, завязывай с пением. Тут люди спать пытаются.
Гитара брякнула и умолкла, а Сергей очень спокойно сказал:
– Ради бога, дружище! Не отправиться ли тебе в пешее эротическое путешествие на станцию из трех букв?
Девчонки прыснули, а гнусавый недоуменно спросил:
– Чо?
– Тебя только что послали на х…, – пояснил Иван. – Так что вали отсюда, бесов сын, пока по шее не получил.
Гнусавый, судя по звукам, подавился. Шлепающие шаги возобновились, мимо Игоря и Олега прошел пузатый лысый мужичок в тренировочных штанах и белой майке с бретельками.
От купе проводника донеслись раздраженные голоса.
– Прах и пепел, у нас будут проблемы, – сказал Олег. – Чуть позже. А ну-ка, сделай вид, что спишь, чтобы хотя бы тебе не досталось.
Мужичок прошлепал обратно, на этот раз на его лице обнаружилась злорадная улыбка.
За стенкой продолжали веселиться, смеяться и разговаривать. Иван рассказывал анекдоты, Сергей рвался к гитаре, но девчонки его останавливали. Игорь лежал, пытался заснуть, но сон не шел.
А потом его задели за ногу, он открыл глаза и обнаружил, что мимо проходят двое крепких парней в милицейской форме.
– Распиваем, значит, спиртные напитки? – спросил один из них. – Шумим и мешаем спать пассажирам?
Олег вздохнул и начал подниматься с полки.
– А ты кто такой, а? – заплетающимся языком осведомился Сергей. – Вот скажи мне, кто ты такой?
– Отвали, служивый, – пророкотал Иван. – Каким злолукавым хотением явился ты сюда, чтобы веселие наше нарушить?
Эта фраза сбила стражей порядка с толку, но ненадолго.
– Собирайтесь, пойдемте с нами, – бросил один из них.
– Ах ты, собака! – рявкнул Иван, что-то скрипнуло, и второй милиционер, тот, что был виден Игорю, потянулся за дубинкой.
– Спокойно, – проговорил Олег, выходя в проход. – Сейчас они лягут спать и все будет очень тихо.
– Не вмешивайтесь, гражданин, – сказал первый милиционер. – А то и вас с собой заберем. Или неприятности нужны?
Что говорил Олег дальше, Игорь отчего-то не мог разобрать. Слышались реплики милиционеров, сердитое рычание Ивана и жалобные голоса девчонок. Сергей почему-то молчал.
А потом стражи порядка ушли, и в купе буквально ввалился Сергей.
– Эх, хвост, чешуя, не понимаю я ни… чего, – пропел он и залился дурашливым смехом. – Эх, морды сраные…
– Давай, залезай наверх, – сказал придерживавший Сергея за плечо Олег. – И тихо, а не то рот зашью.
– Курить хочу…
– Завтра покуришь.
К удивлению Игоря, Сергей спорить не стал. Стащил рубашку, джинсы, закинул одежду на полку. Оставшись в семейных трусах в цветочек, полез туда сам. Олег отдал ему свою подушку, и через минуту сверху послышалось мелодичное посапывание.
– Надо его хоть простыней укрыть, – сказал Игорь, – а то замерзнет.
– Укроем, – Олег кивнул и начал потрошить пакет с постельным бельем.
В купе вошел Иван, уселся на место Олега, мрачно зыркнул на него и упер руки в бока.
– Всю вечеринку испортил, пес, – сказал он тихо, но очень злобно. – Только мы девок уломали. И зачем вмешался? Я бы этих холопов тут так построил, что зубы по вагону раскатились бы.