— Хаос тебя подери! — пробормотал Хорст и решительно направился к дверям. Если с кем-то и имеет смысл разговаривать, то с самим хозяином.
И должен же в этой ситуации на что-то сгодиться знак мага?
Внутри оказалось жарко, душно и шумно. В очаге пылал огонь, мокрый от пота мальчишка поворачивал над ним вертел со свиной тушей, пахло пивом, дымом и горелым мясом.
На свободном пространстве у самого очага крошечный человечек в кафтане цвета пожара ходил на руках, ухитряясь при этом перебрасывать с ноги на ногу высокий кувшин. Судя по выплескивающейся воде, посудина была наполнена под горлышко.
За выкрутасами трюкача наблюдало множество глаз. Вошедшего Хорста едва заметили, многие вообще не обратили на него внимания.
— Прошу простить, господин, — зашептал возникший Рядом хозяин, — но мест…
Взгляд его уперся новому гостю куда-то в область груди и заготовленная фраза умерла со сдавленным всхлипом. В светлых глазах содержателя постоялого двора мелькнул страх.
— Так что вы хотели сказать? — поинтересовался Хорст, хотя и так прекрасно понимал, что именно собирался сообщить ему хозяин.
Свободных мест за длинными столами и впрямь не нашлось. Вокруг заставленных кружками и мисками столешниц тесно расположились те, кого нужда или прихоть выгнали в дорогу — бродячие мастеровые, несколько служителей Порядка, купцы и даже благородные.
Служанки, осторожно балансируя подносами, с трудом пробирались через толпу.
— Идемте за мной, — вздохнул хозяин. Незанятое место отыскалось за небольшим столом у самого входа на кухню. В обычное время его использовали не для того, чтобы кормить гостей. Стол покосился и был весьма грязным, но Хорст не стал привередничать.
Едва успел сесть, как стены потряс взрыв хохота. Обладатель щегольского костюма, подбросив кувшин почти под закопченный потолок, ловко перевернулся на ноги и «поймал» посудину головой, да так, что та разбилась. Вода брызнула в стороны, потекла по седым патлам и бороде, испятнала цветастые тряпки.
— Остается утешаться тем, — изрек шут дребезжащим голосом, — что такую репутацию, как у меня, невозможно подмочить…
Не обращая внимания на всеобщий смех, фигляр извлек откуда-то длинную несуразную дудку и принялся дуть в нее изо всех сил. Помещение огласили пронзительные звуки, по неблагозвучию сравнимые разве что с извержением кишечных газов, но куда более громкие.
Подошедшая служанка выставила перед Хорстом миску с кашей, обильно сдобренной шкварками.
— Спаси нас Владыка-Порядок, — пробормотал он, принимаясь за еду.
Шут отложил дудку и запел, сопровождая непристойные куплеты бесстыдными жестами.
Бродячие паяцы, объединенные по слухам во что-то вроде цеха, гуляли, где вздумается, дерзкими выходками смущали обычных людей, вносили кавардак в нормальную жизнь и позволяли себе осуждать Порядок. Но, как ни странно, церковь никогда не выступала против них и даже сурово наказывала тех, кто осмелился нанести обиду наряженному в багрово-желтый костюм человеку.
Случалось, что выглядящих настоящим воплощением Хаоса шутов признавали одержимыми и сжигали, но куда реже, чем обычных людей. И намного реже, чем фигляры того заслуживали.
Хорст успел расправиться с кашей и собирался выпить пива, когда шут закончил выступление.
— О, добродетельные господа, — гнусаво заканючил он, протягивая длинную, похожую на растянутый носок шапку с бубенцом на конце, — я развлекал вас по мере слабых сил и вполне заслуживаю скромного вознаграждения…
С трудом проглотив ругательство, Хорст полез за кошельком. Проявить сейчас жадность значило выставить себя на посмешище. Потерянная монетка не стоила мгновений позора, когда над тобой будут потешаться на виду у толпы.
— Благодарю, благодарю, — пробормотал шут, проходя мимо Хорста. Вблизи бродячий фигляр выглядел еще отвратительнее, чем издали, — улыбке недоставало зубов, одежда нуждалась в стирке, а ее хозяин — в посещении бани. Воняло от него, как от лошади в жаркий день.
Хорст потягивал пиво, не вслушиваясь в звучащие вокруг разговоры. В один момент ощутил, что на него кто-то смотрит. Повернулся и встретился с взглядом, в котором кипела яростная ненависть.
Высокий черноволосый редар, на одежде которого красовался ало-золотой герб, нехотя отвел глаза. Хорст удивленно заморгал. Чем он мог вызвать столь откровенную неприязнь у человека, которого видел первый раз?
Компания из нескольких благородных занимала лучший стол, и он казался настоящим островком тишины среди обычного для постоялого двора гомона. Редары и воины из свиты не смеялись даже во время выступления шута, а сейчас сидели прямые и надменные, словно каждый проглотил по палке.
Такой компании не к лицу связываться с бывшим сапожником, даже если его «повысили» до высокого звания гонца.
— Желаете остаться на ночь? — Когда донышко опустевшей кружки Хорста хлопнуло о стол, рядом тут же возник хозяин.
— Непременно.
— С этим некоторые сложности. — Глаза хозяина постоялого двора забегали, как у пойманного на месте преступления воришки. — Я могу предложить вам только одно место, не самое лучшее…
— И чем же оно плохо? — удивился Хорст. За время странствий ему не раз приходилось ночевать где попало: в стогах сена и даже на голой земле, и он был искренне уверен в том, что привык ко всему.
— У вас будет сосед.
— Ничего, переживу, — Хорст поднялся, — показывайте дорогу. Место оказалось в комнатушке под самой крышей.
От проходящей трубы тут было тепло, а места едва хватало для табурета с прилепленным на него огарком и широкого продавленного лежака, покрытого драным одеялом. В одной из стен виднелось круглое окошко, затянутое бычьим пузырем.
Предполагаемый сосед, судя по всему, еще не явился.
— Ничего, сойдет, — сказал Хорст.
Хозяин с явным облегчением вздохнул и удалился.
Хорст снял сапоги и осторожно умостился на лежаке, боясь доломать его окончательно. Все тело ныло, в животе ощущалась приятная тяжесть. Едва успел улечься поудобнее, как тут же заснул.
Пробудился от прозвучавшего прямо над ухом, как показалось, грохота. Открыл глаза и не сразу вспомнил, где находится. В темноте рядом что-то возилось, сопело и чавкало.
— Кто здесь? — испуганно спросил Хорст, пытаясь припомнить, куда положил меч.
— Я… — ответил невнятный, но знакомый голос, — где эта Хаосом трахнутая свеча, разрази ее гром? Сейчас я…
Голос слегка дребезжал, и Хорст похолодел от неприятной догадки.
Чиркнуло кресало, во тьме засияла крохотная искорка, разгоревшаяся в пламя свечи. Дрожащий желтый свет упал на морщинистое розовое лицо, блестящую лысину, обрамленную седыми патлами.
— А вот и мы! — объявил шут заплетающимся языком. От него воняло пивом, как из бочки, и сомнений не оставалось, что фигляр изрядно пьян. — Ха-ха! Пора спать, ядрена мать!