Но во всех других ситуациях этот жестокий и властный тип говорил правду, будем надеяться, что и в этой он не осквернил уста ложью.
— Где твоя аптечка? — спросил я. — Доставай. Полагаю, что она нужна нам обоим.
— Да, сейчас. — Синдбад покачнулся и полез в рюкзак, и в этот момент меня накрыло волной страха.
Что-то смертельно опасное должно было произойти вот-вот, прямо тут, в том месте, где мы стояли. Все импланты как один посылали мне сигналы, но размазанные, нечёткие, и я не мог в них разобраться. Будто собралось двигаться нечто огромное, исполинская мощь готовилась привести в движение колоссальную массу материи…
— Стой! — Я вскинул руку, ощутил, что мне не хватает воздуха, и тут понял. — Убираемся отсюда!
— Что… — Синдбад глянул мне в лицо и проглотил возражения.
Он подхватил меня за пояс и фактически поволок на себе, и не хотел бы я знать, чего это ему стоило — наверняка под боевым костюмом имелся не один десяток свежих ожогов, и любое прикосновение к ним причиняло боль.
Я помогал, как мог, пытался идти, но большей частью прыгал на одной ноге, изображая сумасшедшего зайца. Полупустой рюкзак хлопал меня по спине, «мегера» оттягивала руки, чувство опасности вопило: «Бежать! Бежать!».
— Хватит! — просипел я, когда оно заткнулось, оттолкнул Синдбада от себя и едва не свалился на снег.
А затем развернулся и стал смотреть, как движется Лабиринт Коваши.
Все знали, что эта чудовищная хреновина перемещается, причём каким-то образом переползает с берега на берег одноименной речки. Но вряд ли кто-то до нас двоих видел собственными глазами, как именно происходит этот процесс, а если и видел, то промолчал об этом.
Сплетённые из автонов стены заколыхались, ветви задёргались, над Лабиринтом поднялась волна лилового сияния, разогнавшего начавшие сгущаться сумерки, и земля под нашими ногами дрогнула.
А затем конструкция из металлокустов, при виде которой удавился бы любой садовник, мягко поехала в нашу сторону, точно заскользила на санях под небольшой уклон. Поползла абсолютно бесшумно, чудным образом не тревожа свежевыпавший снег, накрыла тело брата Рихарда и поглотила его, а мигом позже скрыла и чёрное выжженное пятно от гранаты.
Это было так неожиданно и красиво, что я замер, выпучив глаза.
Лабиринт катил прямо на нас, а мы не могли даже бежать, а если бы и могли, это немногое бы изменило.
— Встала, — сказал Синдбад, когда стена автонов замерла, не дойдя до нас каких-то пяти метров.
— Ага, — я кивнул и осознал, что ужасно, до деру в горле хочу пить.
Чтобы добраться до моей раны, пришлось снимать с ноги пластины бронекостюма, а затем ещё и задирать штанину комбинезона. Открылся аккуратный шрам, надрез на мышце, не дающий ей нормально работать, но в то же время не представляющий особой опасности.
Приложенная к икре аптечка пискнула, и боль сначала ослабела, а потом резко усилилась, сердце забилось чаще: стимуляторы пошли в кровь, и началось ускоренное заживление.
Но даже так оно продлится не менее нескольких часов, и всё это время я буду хромать.
— Теперь ты, — сказал я, глядя на Синдбада. — Для начала займёмся твоей рожей, а затем всем остальным.
Спасло моего приятеля то, что он успел отскочить и оказался в довольно глубокой ложбине, вдобавок ещё и в сугробе. Но даже там плазма, исторгнутая гранатой, достала его и подвергла серьёзному испытанию как боевой костюм, так и спрятанного внутри него человека.
— Что дальше будем делать? — спрашивал Синдбад, пока я нещадно расходовал ресурсы аптечки на его ожоги. При этом он шипел и вздрагивал от каждого прикосновения. — Как ты думаешь, куда он пошёл?
— Обычный человек немедленно двинулся бы к тамбуру, чтобы убраться в другую локацию, — отвечал я. — Но мы, сам понимаешь, имеем дело не с человеком. И поэтому я не знаю, что тебе ответить. Дубль сейчас за пределами зоны действия моих имплантов, так что нам остаётся только пойти по следам и надеяться на новое «видение».
Темнело всё сильнее, снег и не думал слабеть, но я был уверен, что смогу найти отпечатки даже в таких условиях: проводник я, в конце-концов, или «мотылёк», впервые пересёкший Барьер?
— Надеяться… — Синдбад дёрнулся в очередной раз. — Нет более глупого занятия… Ну что, всё?
Вместо меня ответила полностью разряженная аптечка, издавшая протяжный свист. Я хмыкнул, красноречиво развёл руками и спрятал приборчик в собственный рюкзак.
— Ладно, язви меня джинн. — Мой спутник, двигаясь медленно, рывками, натянул комбинезон и принялся облачаться в боевой костюм. — Как всё чешется, будто снова в огонь угодил.
Мало того что подживающие ожоги невыносимо зудели, Синдбада ещё и заметно трясло — столько всякой химии было у него в крови. У меня болели обе раны, и на ноге, и на лице, плюс не проходило ощущение, что в голову вместо мозга воткнули металлическую сферу.
И всё же мы должны были пойти за дублем, догнать его и убить.
След я нашёл быстро — чёткий, ведущий прямо на юг, и мы потащились через снегопад. Спустя пятьсот метров пришлось свернуть на восток, затем опять на юг, а потом сделать круг.
— Что он петляет, как безумный грибник? — проворчал Синдбад. — Следы путает?
— Возможно, — не стал я спорить. — Или так велит тот Путь, что намертво засел у него в башке.
Идти было тяжело, снегу навалило достаточно, так что мы время от времени начинали вязнуть. Ветер налетал порывами, и обычными глазами можно было заглянуть метров на десять, не дальше.
Если бы не мои импланты, мы бы точно влетели в «Голубой огонёк».
А так я заметил движение, поспешно гаркнул: «Отвернись!», и сам отвёл глаза, да ещё и прикрыл их руками. Повеяло обманчивым, фальшивым, но всё равно уютным теплом, под веками заплясали голубоватые блики.
— Ты успел? — спросил я, надеясь, что в ответ не услышу крик безумца.
— Успел, — отозвался Синдбад. — Но эта штука прямо на его пути. Как он прошёл, интересно?
— Если он умеет договариваться с чугунками, почему бы ему не уметь убалтывать ловушки?
Потрескивание затихло, свет погас, и мы двинулись дальше.
После очередного зигзага, похожего на громадную букву «л», дубль повернул к северу, и тут на его траектории обнаружилась «Мухобойка», причём исключительно свежая, только что возникшая, и поэтому видимая, заключенная в кокон из фиолетовых молний.
— Оставляет он их, что ли? — пробурчал я. — Из кармана выбрасывает, чтобы мы шли помедленнее?
И только договорив фразу до конца, я сообразил, что так всё и может обстоять на самом деле, что возможности явившегося из «Мультипликатора» существа наверняка превосходят человеческие. Что он, гнусное порождение Пятизонья, может общаться с биомехами и скоргами, не подчинять их себе, как это делают мнемотехники, а договариваться о сотрудничестве и вдобавок каким-то образом устанавливать ловушки.