Это было что-то новое. Вряд ли все они пришли сюда просто чтобы поболтать со студентами.
— Товарищ Лянов… решил, что вам полезно будет посетить съезд нашей Партии, — веско сказал Джугов. — Вы пойдете туда скованными, и за каждым вашим движением будут следить эти парни. Жест или слово, которые покажутся им подозрительными, и вас превратят в подобие ежа, только вместо иголок будут стрелы.
— Похоже, он знает, как обращаться с волшебниками, — уныло пробормотал Арс. Бросить заклинание мгновенно невозможно, даже на самое простое требуется некоторое время. И никакое заклинание не опередит стрелы, летящей с расстояния в метр.
— А что такое партия? — полюбопытствовал Рыггантропов, когда его открепили от стены и сковали руки и ноги попарно.
— Не партия, а Партия! — усатый революционер благоговейно поднял руку. — Единственная организация угнетенных, борющихся с угнетением этих самых угнетенных!
— Мда, я понял все до слова «единственная», — Рыггантропов почесал лоб, цепями производя при этом столько же грохота, сколько большой отряд бегущих латников.
Арс надеялся увидеть дневной свет, которого был лишен уже несколько дней, но как оказалось, съезд Партии проводился в другом подземелье, куда более обширном, лучше освещенном и вентилируемом.
Тут нашлось что-то вроде сцены, на которой стоял длинный стол. Стена за ним вся была затянута красным бархатом, на котором красовалась магическая фигура — сплетшиеся серп и молот.
Все остальное оказалось забито лавками, на которых кучами сидели, как выразился Джугов, «делегаты». Вид они имели нищий и ошеломленный, на изнуренных тяжким трудом на эксплуататоров физиономиях зияли раскрытые рты и выпученные, как у раков, глаза.
— Вам сюда, — усатый революционер указал на установленную в углу клетку из дерева.
Узники уселись на лавку внутри нее, а охраняющие их арбалетчики расположились на корточках вокруг ограждения. Студенты могли все видеть и слышать, но сами оставались под строгим надзором.
— Жест или непонятное слово — вы покойники! — еще раз предупредил Джугов, после чего удалился.
Почти сразу стол на сцене начал заполняться. Первым за ним объявился Спартак, место рядом с ним занял Усама, обмотавший вокруг головы тряпку и облачившийся в драный халат. На самом краю, словно соткавшись из воздуха, оказался Джугов, скрипя и позвякивая, поднялся на сцену Железный Феликс.
Последним, под гром аплодисментов, за стол уселся товарищ Лянов, даже тут не снявший свою круглую шапку, и около него — пожилая женщина благообразной наружности.
— Она-то что тут делает? — громко и внятно, чтобы арбалетчики ничего не заподозрили, удивился Арс. — Ей внуков воспитывать, а она туда же — к мятежникам?
Вопрос был настолько риторическим, что даже Рыггантропов не сделал попытки на него ответить.
— Товагищи! — громогласно возгласил со сцены Лянов, и замахал руками, пытаясь остановить аплодисменты.
Наконец наступила тишина.
— Товагищи! — повторил главный революционер и стащил с головы шапку; лысина воинственно блеснула. — Тгетий Съезд Геволюционной Пагтии Победившего Социализма позвольте считать открытым!
Вновь все потонуло в грохоте аплодисментов. Какая-то женщина, вскочив на ноги, истошно заорала: «Слава товарищу Лянову!». От этого пронзительного вопля у Арса засвербело в ушах.
— Тише, товагищи, тише! — лысый мятежник вновь замахал руками, точно отгоняя назойливую муху. — По тгадиции, съезд открывается пением революционной песни! Товагищ Фидель, начинай!
Бородатый революционер, одетый во что-то обтягивающее зеленого цвета, поднялся из-за стола.
— Вихри враждебные веют над нами! — голос его оказался приятным и сильным. — Злобные силы нас темно гнетут! В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще…
— А раки тут причем? — спросил Рыггантропов.
— А? Что? Какие раки? — Арс не сразу сориентировался.
— Ну это, бой раковой. Это что, бой с раками?
— Тоже мне, придумал. Это бой с Роком! Роковой!
— Вот как!
Тем временем пел уже весь зал. Сотни голосов сливались в один, могучий и непередаваемо грозный. От заключенной в нем мощи по коже бежали мурашки, а сердце, как известно, самый хрупкий и чувствительный орган, начинало работать со сбоями.
Песня вновь завершилась дружным рукоплесканием. Непонятным оставалось, как делегаты до сих пор не отшибли себе ладони. Можно было предположить, что при их отборе учитывался такой критерий, как крепость и мозолистость дланей.
— Товагищи! — остановить бурю делегатского возмущения снова смог только Лянов. — Слово для доклада пгедоставляется товагищу Лянову!
Арс завертел головой, пытаясь обнаружить однофамильца революционного вождя. Но никто не спешил на сцену, и в голову студента закралась нехорошая мысль, что лысый борец с эксплуататорами предоставил слово самому себе.
Так оно и оказалось.
А поговорить Уля Лянов любил. И умел.
Речь его была ослепительна, точно молния в ночи, прекрасна, как бабочка, в рассветный час усевшаяся на унизанный каплями росы зеленый росток. В ней не было логических неувязок и фактических ошибок.
Она даже могла бы понравиться Арсу. Если бы он хоть чего-то в ней понял.
Лянов метал громы и молнии в сторону империалистов, эксплуататоров и какого-то совсем страшного зверя, носящего имя «Мировой Капитал». «Прибавочная стоимость» была самым простым ругательством, все прочие предполагали глубокое знание философии.
Тишина стояла абсолютная. Делегаты сидели с окаменевшими лицами.
Когда речь все же закончилась, Арс ощутил, что голова его готова лопнуть, точно переполненный зерном мешок. Не стало легче от обрушившегося со всех сторон грохота — делегаты криками и аплодисментами выражали восхищение.
— Если они все время будут так вопить, то я до конца этого съезда не доживу, — уныло проговорил Топыряк.
— Слово пгедоставляется товагищу Хгупской! — объявил Лянов и сел на место.
Хрупской оказалась та самая благообразная женщина. Говорила она так, словно рот ее набили кашей, и Арс, как ни старался, не смог понять даже темы выступления. Рыггантропов, благополучно наплевав на съезд, прислонился к стене и заснул, Тили-Тили сидел неподвижно, глаза его были закрыты.
К счастью, «жевание каши» завершилось довольно быстро. Хрупская села на место, а к докладу приступил бравый «певец» Фидель.
Его речь как две капли воды походила на выступление Лянова, по крайней мере, для Арса. Делегаты, тем не менее, слушали ее с прежним вниманием. Если бы залетевший сюда комар вздумал покончить жизнь самоубийством, и с перерезанным горлом рухнул бы на пол, то его падение наделало бы больше шума, чем извержение вулкана за пределами зала.