– Свобода, – сказал милиционер в камуфляже, с резиновой дубинкой у пояса, – это всегда одиночество. Чем совершеннее свобода – тем полней одиночество.

– Что? – удивился он.

– Я это говорю к тому, что любая привязанность есть первый шаг к рабству, – охотно пояснил милиционер, оставляя свой пост возле обменного ларька и подходя ближе.

– Вряд ли, – нерешительно сказал он.

– Да-да, – ради убедительности милиционер коснулся наручников, болтающихся у него на поясе рядом с дубинкой. – Именно так. Даже если это привязанность к домашним тапочкам. Или к единственному сорту сигарет. Или к стране. Особенно к стране.

– Я не курю, – сказал он. – И у меня нет домашних тапочек.

– Значит, вы очень одиноки, – сказал милиционер. – Я вам завидую.

– Кажется, я опаздываю на работу, – сказал он.

– А я вас не задерживаю, – со значением сказал милиционер. – Ступайте себе.

И он пошел дальше; здравый смысл, казалось, потрясен был встречей с обладателем дубинки и теперь молчал, не беспокоя подсказками.

Он поднялся на порог из трех бетонных ступеней и, привычно пригнувшись, вошел в тесную чистенькую контору. Вдоль стены стояли остекленные витрины с выставленными напоказ мобильными телефонами; хорошо одетая длинноногая девушка внимательно изучала модели и цены. За стойкой сидел элегантный молодой клерк, самой яркой деталью его внешности был желто-оранжевый галстук на плотной мускулистой шее.

– Ты опять опоздал, – сказал клерк с неприязнью – Шеф вот уже пятнадцать минут…

– ТРОЛЛЬ! Помогите! ТРОЛЛЬ!

Он обернулся.

Девушка, еще секунду назад разглядывавшая телефоны, теперь кричала, вжимаясь спиной в витрину; лицо ее было белым, как рубашка элегантного клерка, а рот раззевался так широко, что виден был маленький, дрожащий в горле «язычок»:

– А-а-а! Тролль! Тролль! ТРОЛЛЬ!

И в стекле витрины за ее спиной Гран-Грэм увидел собственное отражение.

Глава пятнадцатая Катастрофа

* * *

Их встречи приняли характер обмена заложниками. Ледяной взгляд, сухой кивок, формальное рукопожатие; каждый получал из рук другого частичку своей украденной свободы и торопился прочь, стараясь поскорее забыть унизительную процедуру обмена.

Анжела съехала их гостиницы и сняла небольшую квартиру неподалеку от центра; она полагала, что Влад не знает ее нового адреса, однако на другой же день после ее переезда Богорад сообщил Владу улицу, номер дома, квартиру, этаж, фамилию хозяйки, сдавшей квартиру, и некоторые подробности (у парадного входа консьерж, имеется черный ход с железной дверью и кодовым замком, однако дверь квартиры хлипкая и замок не выдерживает критики).

– Человек, опасающийся преследования, мог бы выбрать убежище и получше, – озабоченно говорил Богорад.

– Убийца должен пройти мимо консьержа, – неуверенно возражал Влад.

– Не смешите меня! Консьерж – старенькая бабушка, а кодовый замок – три цифры – раскроет любой сосед, если ему правдоподобно соврать. У меня был кодовый замок, господин Палий, когда я еще жил в многоэтажном доме. И каждый вечер у подъезда собиралась толпа страждущих, которых некие растяпы пригласили в гости, однако забыли сообщить код входной двери. В конце концов какой-то добряк написал код мелом прямо над замком. Это было так трогательно… Короче говоря, господин Палий, ваша опасная протеже находится в очень относительной безопасности. Впрочем, если за ней пустился бы настоящий матерый ублюдок, сделавший убийство своим ремеслом – тогда и в стальном банковском сейфе ей не удалось бы спрятаться надежнее…

– Вы меня успокоили, – сказал Влад сквозь зубы.

– Я присмотрю за ней, – серьезно сказал Богорад. – За ней и за вами… У меня еще не было дела интереснее вашего. Ведьма и благотворитель. Отравительница и детский писатель. И трогательно встречаются каждые три дня, чтобы заглянуть друг другу в глаза либо плюнуть друг другу на ботинок… Спешат на встречу под часами… Занятная вы парочка, ей-же Богу.

* * *

Влад сидел на сырой скамейке посреди площади, под косоверхой старой елью. Анжела только что ушла. Тоска и беспокойство, всегда достигавшие максимума за минуту до ее появления, теперь улеглись и растаяли, будто и не бывало; Влад сидел, вытянув ноги в запыленных туфлях, и ждал, пока Анжела отойдет подальше. Пока ее алый пиджак – беззвучный цветовой крик, различимый за километр в сколь угодно плотной толпе – не скроется из виду.

Вокруг площади плотным потоком шли машины. Пешеходных переходов было два – один подземный, прямо у Влада перед глазами, и он от нечего делать наблюдал, как возникают, становясь выше с каждой ступенькой, восходящие из-под земли люди. Другой переход был у Влада за спиной – именно туда ушла Анжела, именно оттуда минутой спустя донесся странный звук: будто сотня людей одновременно схватила ртом воздух.

– А-а-а…

Гул толпы. Неразборчивые выкрики.

Влад обернулся – но увидел только зелено-коричневые еловые лапы; вскочив со скамейки – на бегу – он заранее знал, что произошло.

Она мертва.

Он мертв тоже.

Конец истории.

Конец.

Потом ему было стыдно за эти секунды. Стыдно до пунцовых ушей. Потому что, бегом огибая газон и елку, он страшно жалел себя. Себя и Гран-Грэма. Больше никого.

За лесом ног отлично видна была красная клякса на мостовой. Алый Анжелин пиджак – на белых полосах «зебры».

– Пропустите… Пожалуйста, пропустите…

Кто-то схватил Влада за руку. Болезненно и цепко; Влад обернулся.

– Ее толкнули, – сказал Богорад. – Ее толкнули прямиком под машину. Я это видел своими глазами!

Влад отстранил Богорада. Отодвинул с пути еще кого-то; «Вы врач?» – спросили ему вдогонку. Он не ответил.

Анжела лежала на спине. Крови не было. И без того хватало красного цвета; Влад подумал, что ненавидит людей, выдумавших алую одежду.

– Анжела?

Ее взгляд с трудом нашел его. Остановился на его лице.

– Отойдите! – это полицейский. – Дорогу бригаде!

Сквозь толпу действительно пробирались люди в белых и синих халатах. Рявкнула – и сразу же умолкла – сирена.

– Я ее муж! – рявкнул Влад неожиданно для себя. – Отойдите сами…

Появились носилки. Влад огляделся в поисках Богорада; того нигде не было видно.

– Я поеду в больницу! Я ее муж!

– Заткнитесь, – устало бросил немолодой врач.

Молодой человек с перепуганными, лихорадочно блестящими глазами что-то объяснял полицейскому. Размахивал руками так, что стоящие рядом опасливо сторонились. Рядом стояла желтая машина с распахнутой дверцей. Владу показалось, что он видит вмятину на неновом запыленном капоте.