В очках она могла смотреть на солнце, не щурясь.
Интересно, похожа она на Бабу-Ягу? Летающая старуха… Хотя с виду не скажешь. Особенно в лыжном комбинезоне и в очках. Гладкое лицо, каштановые волосы без намёка на седину, не старушка – невеста, вот почти как на свадебной фотографии с Кимом…
Вот оно, душевное спокойствие. Безнадёжная какая-то гармония. Ниже ватерлинии…
Маленькая точка на снегу заставила её наклониться вперёд и скомандовать очкам увеличение. Точка была человеком на пороге чёрной трассы; Арина разинула рот – человек уже скользил вниз, как по маслу, пролетая один десяток метров за другим, то по снегу, то по воздуху, над хищными зубцами, не прикрытыми белым даже для видимости, над расщелинами и трещинами, по крутым, без малого вертикальным склонам, с поворотами, от которых у Арины начинали ныть суставы, и целую минуту она чувствовала себя беспомощной.
Покойник?
У неё не было встроенного выхода в систему. Была только связь; она позвонила дежурному координатору базы.
– Да, – голос Арининой собеседницы (а координатором оказалась совсем молодая девушка) был натянут, как бельевая верёвка. – Там внизу дежурит медмашина… Он предупредил… Понимаете, я не имею права его задерживать, это всё-таки спорт, а не правонарушение…
Арина посадила платформу на снег (та сразу же взмыла и ушла обратно на «палец») и, увязая в сугробах, побежала туда, где виднелась «Скорая» и группкой стояли люди.
– Разбился?!
На неё оглянулись несколько лиц. Кажется, её не поняли; она мельком взглянула в стоящую тут же медкапсулу. Пусто…
– Разби… – начала она снова и осеклась.
Мужчина в чёрном комбинезоне стоял склонившись, протирая лицо снегом, его лицо, бледное и мокрое, на глазах наливалось пятнистым румянцем. Над плечами поднимался пар.
– Зачем вы это сделали? – спросила она, когда молчание сделалось совсем уже неприличным.
Он коснулся мочки уха. Вот оно что – иноговорящий, а в ухе у него переводчик…
– Зачем вы?.. – повторила она тихо.
Мужчина разглядывал её без особенной приязни.
– Что – зачем? – спросил он наконец.
* * *
– Мы должны заменить им Пандема, – сказал Алекс. – Когда был Пан – он направлял их. В том числе и наказывал… Да-да, не делай вид, что ты в это не веришь. А теперь мы – вот мы с тобой – должны их воспитывать и наказывать.
– Почему именно мы? – спросил Ким.
– Потому что мы самые взрослые ребятишки в этом всепланетном детском садике, – Алекс прищурился. – Мы за них отвечаем… Итак, снижение статуса. Поражение в правах. Тюремное заключение. Всё, что угодно; после тридцати лет Пандемова правления трудно будет восстановить такое понятие, как «закон», но если для его реанимации потребуется ввести смертную казнь – мы введём.
– Мой дядя – из другого мира, – пробормотал девятнадцатилетний Миша Каманин, затягиваясь тонкой сигаретой с красным мерцающим пояском. Сигарета разразилась зуммером тревоги; Миша крепче придавил её, и зуммер стих.
– Зачем ты куришь эту гадость? – кротко спросила Лерка.
Миша пожал плечами:
– Да так… Курю.
– Мода на заботу о собственном здоровье быстро прошла, – пробормотала Лерка, отгоняя ладонью облачко дыма.
Миша молча затушил сигарету.
– Как и мода верить в то, что Пандема нет, – сказал Ким.
– Пандема нет! – негромко рявкнул Алекс. – Пандема в самом деле нет… и больше никогда не будет! Мы в шлюзе, в шлюзовой камере, где давление мира ещё не сравнялось с естественным, беспандемным… И это самое разумное, что мог сделать Пан – устроить нам постепенный выход из оранжереи. Кто сможет жить без Пандема – будет жить. Кто не сможет – погибнет и погубит рядом стоящих…
Они сидели в парке перед старым Александриным домом. У Миши через два часа начиналось дежурство; Александра то и дело опускала веки, просматривая сводку новостей. Лерка разминала пальцами оранжевый массажный мячик.
– Недавно вылетели на вызов, – сказал Миша, ни к кому конкретно не обращаясь. – Вызвал сам пострадавший… с железным штырём в спине.
– Помню, – Алекс жёстко сжал губы. – Компания мальчишек лет двенадцати решила попробовать, что будет, если в человека ткнуть чем-то острым…
– Штырь задел лёгкое, – продолжал Миша. – Травма средней тяжести. Регенерация за несколько дней…
– А как ты думаешь, Кимка, – спросил вдруг Алекс, – почему среди действующих врачей нынешней «Скорой помощи» нет никого старше тридцати?
Ким пожал плечами:
– Мальчиков с детства научили пользоваться этими их прозрачными саркофагами, а меня, например, старую перечницу, со всем моим опытом – фиг научишь…
– И всё?
– Нет… Эти мальчики выросли при Пандеме. И не знают, что человек, которому всадили в спину железный штырь… иначе ведёт себя. Часто умирает. Никогда не регенерирует «за несколько дней».
– Принцип работы капсул… – начал было Миша.
– Брось, – Алекс небрежно потрепал его по плечу. – Дядя Ким совершенно прав… Мы имеем облегчённый вариант жестокой действительности. Которая как бы жестокая, но как бы и не очень… Например, меня лично немного раздражает некое представление о справедливости, которое наш друг Пан привил окружающей природе… Вроде как гибрид дрозда и мушки дрозофиллы…
– С какой стати раздражает? – удивилась Александра. – Вполне вписывается в твою концепцию шлюзовой камеры. Был очень справедливый мир – будет несправедливый, или, точнее, вне справедливости… А посерединке – то, что мы видим. Почему нет?
– Вот что меня в этой концепции беспокоит, – сказал Ким. – Шлюзование предусматривает процесс.
Алекс как-то по-особенному остро на него взглянул.
– Рано или поздно… – продолжал Ким. – Я боюсь того момента, когда эти «шлюзовые» законы… например, насчёт детей, которые не умирают… Когда они впервые нарушатся. Ведь кто-то будет первым…
Все надолго замолчали. Тишина казалась особенно странной ещё и потому, что вокруг стоял шелест, писк и щебет; ласточки носились над головой, на крыше хозяйничала белка, а у Леркиных ног белый кот сторожил чью-то нору, не обращая ни на людей, ни на птиц никакого внимания.
– Вот поэтому я и говорю, – негромко начал Алекс. – Ответственность должна быть за всё… Бросил ребёнка без присмотра – поражение в правах. Не покормил вовремя – снижение статуса. Ударил – ограничение свободы.
– Нам потребуется чёртова прорва тюрем, – сказал Ким.
– Ничего, – Алекс оскалился, – есть, например, механизм насильственного отключения от сети. Или запрет на выезд из слоя… Они ведь не привыкли ограничивать себя ни в чём. Никогда. Они ощутят…
– И вряд ли это кому-то понравится, – заметила Александра.