Магам можно все | Страница: 72

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Думаешь сбить меня с дороги?

И я презрительно сплюнул. Комочек слюны завис, мерцая, над самой землей, помедлил — и втянулся, как пушинка, во второй слева коридор.

— Лучше покайся, Ондра. Признай, что похищать людей против их воли, что уродовать их души — тягчайшее преступление. Ты погубил барона Ятера, отца моего лучшего друга…

Я запнулся. Хорошо бы бросить к ногам Ятера окровавленный клинок, и сказать что-то вроде: «Вот кровь человека, который убил вашего…»

Из какой-то щели выскользнул зверек вроде суслика. Встал на задние лапы, уставился глазами-бусинками мне куда-то выше бровей:

— Что тебе надо? Чего ты хочешь от меня? Я знать не знаю никаких баронов, я в жизни никого не похищал…

Я по инерции сделал еще шаг — и остановился.

Чего еще ждать? Конечно, перед лицом неминуемой расплаты все мы хитрим, лжем, изворачиваемся…

— Князя — да, я заморочил! — продолжал суслик. — Потому что если бы я его не заморочил, он бы меня предал. Не убей я его первым, он бы убил меня…

— Ондра, — сказал я проникновенно. — Что у вас получилось с князем — не моя забота, я не за князя мстить пришел… Но почему тогда, на приеме этом распроклятом, почему ты дернулся, когда камушки увидел? А?

— Дурак, — сказал суслик, по-прежнему глядя мне в брови. — Сам не знаешь, какую дрянь с собой таскаешь. Чужой глаз, чужая воля в камушках сидят, если не чуешь этого — болван… А еще внестепенной…

Я сжал зубы. Сладостное предвкушение вот-вот готово было покинуть меня. Собственно, оно уже меня покидало, оставляя раздражение и злость.

— Ондра, — сказал я. — Если ты не Препаратор — докажи. Выйди ко мне, покажи, что не боишься.

Суслик шире разинул рот; оказалось, он смеется. Зрелище получилось жутковатое.

— Ты… каратель, совой в темечко клеванный. Я выйду, а ты своему болвану шейку переломишь? Нет уж. Пещера большая. Ищи…

И суслик, странно закашлявшись, исчез все в той же щели.

* * *

«…Заботы о свекле и баклажанах, о ремонте водоводов, о здоровье овец не устраивали меня… Моя первая степень, столь редкая среди назначенных магов, требовала большего. Я решил сделать своим ремеслом информацию, хоть меня и предупреждали, что из всех магических субстанций эта — самая опасная и непредсказуемая…

Я потратил тридцать лет на напряженные изыскания. Я и моя семья жили бедно, почти впроголодь… Но успех, которого я добился, стоит потраченной жизни.

Я сделал это! Моя записная книжка — такая маленькая, что легко умещается в нагрудной сумке для документов — действует по принципу легендарной сабаи…

На самом деле в ней записаны всего три имени — моей жены и моих двух дочерей. Имена и некоторые сведения; как я радовался, когда в день рождения моей младшей дочери запись о возрасте переменилась, приходя в соответствие с новой действительностью! А в день свадьбы моей старшей дочери слово «незам.» сменилось на «замуж.»… Пусть со стороны это кажется смешным — но ведь дело не в масштабах! Дело в принципе! Я, человек, назначенный маг, своим трудом создал вещь, подобную сабае! Кто из наследственных магов может этим похвастаться?!

Любопытная деталь: когда я стою рядом со своей женой, запись в моей книжке гласит: «Сона Ветер, 48 лет, замуж. за Подаром Ветером, назн. магом 1-ой ст». Когда я отхожу на десять шагов, запись выглядит как «Сона Ветер, 48 лет, замуж. за Подаром Ветером». А когда я уезжаю куда-то далеко, от записи остается только «Сона Ветер, 48 лет, замуж», или вовсе «Сона Ветер, 48 лет». Не знаю, присуще ли сабае это чувство расстояния? Или это особенность моей рукотворной сабайки?»

* * *

Знай я заранее, что за прорва эта Мраморная Пещера — трижды подумал бы, прежде чем спускаться.

Я шел не по кротовому лазу уже — по широченной галерее, где могли бы без труда разминуться две груженые повозки. Вдоль стен тянулись толстые, похожие на дохлых удавов канаты — кое-где провисшие, кое-где и вовсе разорванные. Кто и для какой надобности развесил их — я не пытался и отгадывать. Время от времени попадались белые человеческие черепа: их, конечно же, раскладывали специально, это было своего рода искусство — поживописнее расположить среди камней и мусора головы неведомых бедолаг…

Через равные промежутки пути коридор расширялся неимоверно, всякий раз я с замиранием сердца сжимал в руках Кару — и всякий раз разочаровывался, потому что новый зал, как и все пройденные мною до сих пор, был пуст, замусорен, брошен. Кое-где сохранились поддерживающие свод колонны — мраморная либо керамическая плитка, когда-то покрывавшая их, грудами валялась у их подножья. Кое-где можно было разобрать настенную мозаику — рыже-бурые цветы, коричневые человеческие фигурки, незнакомые мне буквы.

В любом лабиринте я с легкостью сумел бы сориентироваться. Но здесь были расстояния, колоссальные подземные перегоны: Мраморная Пещера оказалась размерами с небольшой город… или даже большой. Я устал; темные коридоры тупо вели вперед и вперед, а немногочисленные боковые тропинки и лесенки преграждены были старыми завалами.

В одном зале — стены его кое-где сохранили кроваво-красный мраморный покров — имелся огромный бронзовый барельеф. Человека, изображенного на нем, я никогда прежде не видел; был ли он магом или королем, или прежним хозяином Пещеры, или была еще какая-то причина, по которой его изображение увековечили столь впечатляющим образом — я никогда не узнаю. Из зала вела вверх широкая лестница, я пустился было по ней — но снова наткнулся на завал; тогда я понял, что не сделаю больше ни шагу, и опустился на ступеньку, только и успев смахнуть с нее острые каменные осколки. Левая рука, сжимавшая глиняного болвана, онемела, но я не мог спрятать Кару обратно в футляр. Я был враг, забравшийся вглубь чужой территории. Я был в бою, и потому ни на секунду не мог пренебречь режимом пониженной уязвимости.

Стальную клетку — непосильная тяжесть! — пришлось бросить по дороге, благо сабая, будучи заткнута за пояс, не предпринимала попыток к бегству. Теперь, тупо изучая осколки розового мрамора на земляном полу, я подумал, что спать ни в коем случае нельзя — если сабая скроется, я никогда не найду ее в этом разгромленном подземном царстве. Информация навсегда станет свободной — так свободны мертвецы…

Напротив меня темнели квадратные арки — пять или шесть. Что за ними? Снова коридор-галерея? Я уже знал, что из каждого зала ведет два таких коридора, что они идут параллельно и параллельно сворачивают — но толку от этого знания все равно не было никакого.

Здесь, под землей, даже сквозняка не было. Сквозняк дал бы мне надежду найти выход — но воздух здесь был стоячий, и дышалось тяжело.

Я вытащил сабаю из-за пояса. Погладил слепую обложку, испытывая в этот момент что-то вроде нежности; раскрыл, бездумно перебирая вздрагивающие страницы.

«Хорт зи Табор, внестеп. маг, зак. наследн., старш. и един. сын, родовое поместье в окрестн. нас. п. Ходовод, находящ. в р-не Трех Холмов, имущество оцен. как значительное, член Клуба Кары по наследству, обладат. разов. заклин. Кары на срок до 3 мес. Дети: нет»…