Меня трясло от страха. И ещё от жалости. Хотелось сесть с ним рядом и реветь белугой, но я вспомнила о Саранче и осаждённом чёрном замке.
— Спроси, как это случилось с Королевством, — сказала я шёпотом. — Вставай!
Он помотал опущенной головой:
— Я не могу… После этого… я не могу, Лена.
— Слушай меня, — сказала я властно. — Пока Максимилиан держит Саранчу, мы должны сделать так, чтобы Оберон снова стал реальностью. Вставай!
Гарольд посмотрел мне в глаза снизу вверх.
Может, он и был не очень умён, как всегда твердил Максимилиан. Может, он оказался слабым правителем. Но мужества ему никогда было не занимать — моему другу Гарольду.
— Идём, — сказал он. И поднялся.
* * *
— Этого не может быть! — повторял принц Александр. — Это сумасшествие какое-то!
— Принц, где ваш отец?
— Он умер, когда я был маленьким… наверное.
— «Наверное»?! Ваш отец — король Оберон!
Александр поглядел на Эльвиру, будто прося о помощи. Эльвира молчала; появление седого Гарольда поразило её даже больше, чем всех остальных, хотя все — даже канцлер — в первый момент лишились речи.
— Ясно одно, — отрывисто сказал усатый стражник. — Это колдовство, господа, злое! Очень злое!
— Что у тебя с рукой? — спросил Уйма, насилу оторвав взгляд от Гарольда и обернувшись ко мне.
— Шила.
— Помочь тебе?
— Я сама. Я всё-таки маг дороги.
Я перехватила посох левой и, закрыв глаза, принялась «выглаживать» навершием правую руку. Запястье не было сломано, но сухожилия, кажется, всё-таки пострадали. Мысленно воображая учебник анатомии, я соединяла разорванное — как Швея, только не между мирами, а внутри своей костяной, снабжённой мышцами, опутанной жилами и покрытой кожей руки.
Спадала опухоль. Уходила боль. Я слышала хрипловатый голос Гарольда — седые волосы прилипли к его лбу, но лицо удивительно помолодело, и голос был уверенный и властный.
Неужели для того, чтобы вернуть Оберона, мне придётся «шить» каждого жителя Королевства?! Мне не хватит всей жизни. У меня отвалится рука! Сколько же нужно вспомнивших, чтобы развеялось колдовство?
Что делать с именем Оберона, запертом в треугольной монетке?
Я сжала пальцы правой руки. Рука вроде бы слушалась. Спасибо Гарольду с его «Оживи» — иначе фиг бы мне удалось хоть половину дела сделать!
— Сейчас я снова выйду на изнанку. Буду шить каждого из вас. Если получится…
Ударил порыв ветра. Вскрикнула Эльвира; в узкое окно ворвался клубок бледного света. Всё лица сделались зелёными, как у утопленников; над нашими головами кружился птичий скелет, окутанный изумрудным призрачным оперением.
Тяжёлый пакет шлёпнулся мне на голову.
— Ай!
Костяная птица вылетела в окно, не издав ни звука.
— Что это? — прошептала Эльвира. — Это…
Послышались быстрые шаги, грохнула о стену внешняя дверь; вбежал стражник, карауливший на стене:
— Над скалами дым! Земля дрожит! Там…
Он запнулся, разинув рот, впервые увидев седого Гарольда.
Я подобрала пакет, оставленный птицей. Лезвием Швеи разрезала бечёвку, развернула, сорвала конверт. Внутри было письмо, написанное от руки угловатым, некрасивым, но очень разборчивым почерком.
«Они атакуют. Ты мне срочно нужна».
Без подписи.
Дождь прекратился. Над восточным горизонтом вертикально стоял солнечный луч — единственный, вырвавшийся из прохудившегося небесного покрова. Над западным сгущался дым, заворачивался огромными смерчами: там будто бродили чёрные великаны на толстых ногах. Земля дрожала, но не мерно, как под шагами наступающего войска, а судорожно, как при землетрясении. Эта дрожь передавалась фундаменту крепостной стены, от камня к камню — все выше и выше, пока не достигала моих подошв; я дрожала, как земля, но не только от страха.
Сырой ветер бил в лицо. Белая тряпка, брошенная на дороге беженцами или мародёрами, трепетала и надувалась, будто желая улететь отсюда, убраться, пока не поздно. Над городом и предместьем не поднималось ни одного дымка.
— Я только посмотрю, что там. Просто так он не стал бы писать.
— Швея слушается только тебя? — с надеждой спросил Гарольд.
— Ланс дал её мне. Значит, я её хозяйка.
— Может быть, всё-таки сперва… Пусть все они вспомнят, принц, канцлер, Уйма…
— Гарольд, если Чёрный замок падёт — всё! Можно сушить вёсла, конец Королевству!
Гарольд промолчал. Он знал законы тонкого мира получше меня.
— К тому же я не очень уверена, — пробормотала я тоскливо. — Ты маг, и то… С тобой вот как получилось. А смогу ли я «прошить» их память…
— Полетишь?
Я кивнула. Гарольд облокотился о зубец стены и посмотрел вниз:
— Послушай. Вспомни слова этого мерзкого алхимика. «Можно призвать то, что находится внутри, другим магическим способом».
— И что?
— Был когда-то воин, завоевавший полмира, а под старость у него отнялись ноги. Он сел в своём замке и стал рассылать отряды. И они сражались его именем.
— Одним только именем? Или всё-таки мечами?
— Если имя Оберона заперто, — он меня не слушал, — и мы не знаем, как его освободить… Это последний шанс. Мы должны заставить его сражаться. Мы будем сражаться именем короля.
— Как? Размахивать монеткой и кричать…
— Мы в Королевстве, Лена, — серьёзно сказал Гарольд. — Этот мир создан именем Оберона. Если бы у нас нашлось хоть сколько-нибудь умелых воинов, которые бы помнили короля…
— Гарольд, прости меня. Там, в скалах, что-то происходит. Мне надо лететь немедленно. Потом я вернусь, и мы с тобой договорим.
— Я с тобой.
— Что?!
Его белые волосы мотались под ветром. Он был похож на призрака, но не на труса.
— С-спасибо, — выдавила я. — Только… Там… Он поднимает трупы.
— Я знаю, чем занимаются некроманты.
— Но он… послушай. У него скелеты, и…
— Я догадываюсь.
— Не осуждай его… хотя бы сейчас.
— Я попробую.
Он отстегнул плащ и бросил на камни. Размял плечи, потрогал рукоятку меча на поясе, глубоко вздохнул:
— Полетели.
Я протянула ему железный череп на ржавой булавке.
— Приколи куда-нибудь. Это знак. Чтобы свои не подстрелили.