— Ты что?! — рявкнул демон. — Как ты потом войдешь?
Навстречу торопились дети в легких курточках поверх концертных костюмов, подростки постарше несли аккордеоны и скрипки в футлярах, женщина с лилово напомаженными губами подгоняла их, будто капрал: «Быстрее! Не спим! Еще распеваться!» Они прошли мимо Ирины, малыш с виолончелью, идущий последним, наткнулся на нее и тихо выругался матом.
Медленно стали открываться ворота — охранники выпускали Пежо с велосипедами на крыше.
Старик будет жить, если выживет внучка. Ирине было это ясно, как… как вот эти отпечатки туфель на мягкой глине. Как номер машины с велосипедами. Как небо, минуту назад голубое, а теперь белое, с серыми прожилками.
…Но как ее остановить?!
Лавируя в толпе, она вдруг бросилась к воротам.
— Ведьма, ты сдурела? — демон был растерян.
— Погоди! — Ирина кинулась за Пежо, на ходу придумывая первую фразу. Такую, чтобы зацепить, чтобы они выслушали; она не придумала ничего лучше, чем «Вижу по твоей ауре большую опасность», но сообщать об этом было некому.
Неизвестно, видел ли парень за рулем бегущую за машиной ведьму. Но, выехав на дорогу, машина сразу взяла хорошую скорость и притормозила только метров через пятьсот — перед поворотом. А Ирина осталась стоять посреди узкой проселочной дороги.
Поздно спохватилась. Надо было хватать девчонку, когда она была здесь; потеряла нюх, ведьма, сегодня все наперекосяк — а все из-за проклятого демона и его вдовы!
Ее скутер был на месте, и даже пестрый букет не успел поблекнуть. На скутере гнаться за машиной? По трассе?!
— Возвращайся, — сказал демон. — Будь рядом со стариком.
Ирина прикрыла глаза. Машина с велосипедами все удалялась, катила прочь, и через пару секунд ее невозможно будет догнать даже на гоночном мотоцикле…
Но старик будет жить только, если выживет внучка.
— Мы спасем девчонку, — она сбросила букет на траву. — И тогда не будет самоубийства.
— Девчонку?!
И без того серое лицо демона побледнело еще больше. Еще секунду назад он верил, что ведьма знает, что делать — а теперь пришел в ярость; правая Иринина рука сама собой вцепилась ей в волосы.
— Не при всех! — прошипела она. — Меня в психушку упрячут, хочешь?
Ее пальцы сжались сами собой, и рука медленно, очень осторожно и очень сильно потащила волосы вниз.
— Олег, нет!
Она беззвучно зашлепала ртом — голос пропал.
— Как ты ее спасешь, — демону не надо было сдерживаться, его все равно никто не видел и не слышал, — как ты ее спасешь, если она сейчас влетит в столб на этой своей таратайке? Старик через полчаса получит известие, и что тогда?!
— Дай мне объяснить!
Волосы затрещали, но хватка почти сразу ослабела.
— Это единственный шанс! — отдуваясь, простонала Ирина. — Да, можем не спасти. Но когда девчонка погибнет — шансов вообще не будет. Неужели ты не понимаешь?!
Ее рука выпустила прядь. С десяток вырванных волосков полетели с ветром, как паутина.
— Олег, — сказала Ирина. — Я, вроде как, в чем-то тебя понимаю… Но зачем ты начинаешь все с начала?!
* * *
Погода быстро портилась. Если бы Ирина верила в приметы — сочла бы это плохим знаком. Но она верила только в деньги… до недавнего времени.
На ее китайском скутере не было заглушек для ограничения скорости, и специалисты в Интернете утверждали, что из такого цилиндра можно запросто выжать семьдесят, а то и восемьдесят километров. При том что уже шестьдесят — на такой-то игрушечной трещалке — казались Ирине смертоносной скоростью.
На трассе скутер, такой удобный в городских пробках, казался слабым и жалким. К превеликому счастью, трасса оказалась загружена, и разгоняться было негде. Если бы Ирина верила в приметы — сочла бы это хорошим знаком.
Приятель Алисы ехал неумело и скверно. То и дело менял ряд безо всякого смысла, подрезая чужие машины. Движение было плотным, по встречной полосе грузно катились самосвалы; сжав зубы, Ирина следовала за серым Пежо, благо велосипеды на крыше делали его приметным.
Демон у Ирины за спиной молчал.
Пошел дождь. Тормозной путь моментально увеличился. Холодные капли били в лицо; склонившись к рулю, щурясь от ветра, она проклинала демона, его вдову, художника с Алисой-свиненком, а пуще всего — себя.
Господи, если это мой последний день — то почему он такой паршивый?!
* * *
Попса в динамиках сменилась рекламой, и Вова раздраженно выключил радио. Щетки-дворники на ветровом стекле смахнули дождевые капли — и замерли на несколько секунд.
— Вовка, ты сам все видел — когда мне было с ним говорить?! Толпа кругом, журналисты, сумасшедший дом…
Алиса сидела расстроенная, глядя на дорогу впереди. Щетки-дворники снова качнулись, как два метронома; Алиса всегда пристегивалась в машине. Это ее за границей научили.
— Вова, пристегнись.
— Иди на фиг.
Она замолчала, теперь надолго. Вова прикусил язык; посылать подальше человека, от которого зависит твое спасение, может только круглый идиот.
Или паникующий неудачник; он сам, только что, вложил ей в руки святой повод отказать ему в помощи.
Он перестроился, случайно подрезав какую-то Ладу. Сбавил скорость, молча щелкнул ремнем. Снова попытался разогнаться, но впереди шел грязный медленный фургон, а слева не давал обогнать его сплошной поток машин.
— Прости, — сказал он как мог жалобно. — Я просто, ну, не спал сегодня. Голова болит.
Она молчала.
— Алиска, ну прости меня. Я больше не буду.
— Детский сад…
— Честное слово.
Он дождался просвета слева и обогнал фургон. И обогнал старую Тойоту. Перестроился в крайний левый ряд; встречный грузовик обдал ветровое стекло веером грязи. Щетки-дворники размазывали ее по стеклу, и мутные потеки мешали смотреть.
— Честное слово, — снова заговорил Вова. — Я завязал, теперь совсем. Витька берет меня обратно на работу. Я верну эти деньги до цента. До копеечки. Еще теткину квартиру продам в Твери…
Алиса молчала.
— Только мне надо их отдать завтра, самое позднее, — его голос дрогнул. — Понимаешь?
— Нет, — сказала Алиса. — То ты говорил, что другу должен, а теперь выясняется, тебя чуть ли не на счетчик поставили?
— Да нет, — он попытался рассмеяться. — Что ты. Там нормально, пацаны свои… Просто надо вернуть. Обязательно.
— Вечером, — сказала Алиса. — На банкете. Я найду правильное время, чтобы попросить.
— Да он хоть раз тебе в чем-то отказывал?! — от облегчения Вова готов был смеяться в голос.