— Ма-аг… — прохрипел Руал.
Опустился топор.
Он падал долго, красиво и мощно, и он на палец ушёл в дерево.
Ахнула толпа. Отскочил судья. Дрогнули факелы в руках стражников.
Плаха была пуста.
Топор торчал из пустой плахи, чистый, без единой капли крови.
— А-а-а! — завизжал кто-то из передних рядов зрителей. Задние привстали на цыпочки.
Бледный, схватился за сердце судья.
Топор помедлил и рассыпался огнями фейерверка.
Эту скачку я буду помнить всю жизнь.
Мы неслись сумасшедшим галопом — я за спиной у Ларта, Орвин на моей лошади. Над нами танцевали звёзды, а под копытами была пустота — так, во всяком случае, мне казалось. Ларт что-то кричал — отчаянно и зло; внизу, в темноте, мерцали неясные тени, огоньки, и в вое ветра отчётливо слышались обрывки сухо клацающих, непонятных, пугающих фраз. Волосы дыбом стояли у меня на голове, пальцы сводило судорогой. Нам навстречу вставал новый рассвет.
А ещё через два рассвета я опомнился у подножия холма, того самого до мелочей знакомого холма, на который с замирающим сердцем поднялся три года назад, отправляясь наниматься к чародею. Лартов дом смотрел на нас сверху, тихо радуясь возвращению хозяина.
Но Ларт не стал заходить домой. Он забыл, что людям положено есть, пить и спать. Как потерянный, он бросил поводья, сошёл с дороги и побрёл по траве, всматриваясь во что-то у себя под ногами.
На плоском выщербленном камне лежала ящерица, последняя осенняя ящерица грелась в последних тёплых лучах. Она не шевельнулась, когда подошёл Ларт. Она не убежала — возможно, не могла — когда он опустился рядом на землю и заглянул в крохотные глаза — сначала один, потом другой. На секунду мне показалось, что ящерицу и мага соединяет натянутая до звона нить; потом ящерица спросила:
— Кто это?
Может быть, это и не ящерица спросила, но я точно слышал голос — женский, низкий и напряжённый.
— Легиар, — сквозь зубы ответил Ларт.
Ящерица рванулась:
— Что тебе нужно?
— Говорить с тобой, — отозвался Ларт, не отводя прищуренных глаз.
— Я не стану… — ящерица снова рванулась, сильно, судорожно; она явно пыталась вырваться из чего-то, мне не видимого, пыталась долго и отчаянно, пока не ослабла наконец и не застыла снова:
— Как ты смеешь?! — голос сорвался.
— Мне нужно тебя видеть, — сказал Легиар с нажимом. — Где ты?
— Дома, — прошептала ящерица.
— Веди, — бросил Ларт и взял ящерицу с камня.
Тут, наконец, вмешался Орвин:
— Я знаю, где это… Я бы привёл!
Ларт наградил его до невозможности тяжёлым взглядом.
Её дом тоже стоял на пригорке, чуть особняком от прочего посёлка. А сам посёлок был мне хорошо знаком — на другом его конце жила моя подружка Данна, а хозяин здешнего трактира не раз угощал меня задаром. Небо, как давно это было!
Дом, опрятный и ухоженный, сжался и съёжился перед приближающимся Лартом, а резные ворота почти по-человечески жалобно застонали под его кулаками.
Открыл немолодой уже мужчина, обеспокоенно оглядел пришельцев, нервно отвёл со лба прядь длинных, с проседью, волос:
— Что вам угодно, господа?
— Нам угодно видеть Кастеллу по прозвищу Ящерица, — Ларт попытался отодвинуть его плечом, но стоящий в дверях не поддался и заступил ему дорогу:
— По какому праву вы входите в мой дом, не спросив разрешения? — говорил он тихо и внятно.
Легиар отступил и прищурился. Я в ужасе понял, что сейчас произойдёт. Орвин тоже понял и рванулся, чтобы вмешаться, но не успел, потому что в этот момент за спиной хозяина дома встала женщина.
С первого взгляда обычная женщина, хозяйка в тёмном домотканом платье. Но тут же я понял вдруг, что это не просто пастушка или телятница — было в ней что-то внезапное, припрятанное, скрытое от посторонних глаз. Порода, наверное.
— Март, — сказала она тихо, положив руку на плечо стоящего в воротах мужчины. — Дай, я поговорю с ними. Это ничего.
Они встретились взглядами. Потом мужчина сдвинул брови:
— Если кто-нибудь из них посмеет обидеть тебя… — он по-прежнему говорил тихо, но глаза его недобро блеснули, когда он глянул на Легиара. Помедлил, неохотно отступил в сторону:
— Входите…
Мы вошли.
Двор был, пожалуй, даже слишком просторным. В глубине его, под фруктовыми деревьями, стояла скамейка, куда кивком головы и пригласила нас женщина — сейчас она казалось гордой, даже надменной:
— Говорить будем здесь.
Все остались стоять.
— Итак, Легиар, — сказала она ровно, — вы применили ко мне силу. Значит ли это, что между нами теперь война? Значит ли это, — она обернулась к Орвину, — значит ли это, Орвин, что вы в этой войне приняли сторону Легиара? Значит ли это, наконец, — её голос дрогнул, — что моё желание оставить магию и общество магов никем не принято во внимание?
Орвин нервничал, бледное лицо его, покрытое неровными красными пятнами, сделалось похожим на географическую карту. Я ждал в тревоге, что же Ларт ответит на эту гневную тираду. Но он молчал, кусая губы.
На противоположной стороне двора стоял, привалившись к забору, и смотрел на нас мужчина по имени Март.
— Кастелла, — сказал наконец Ларт. — Я прошу прощения за то, что сделал. Можешь ударить меня, если хочешь. Но сейчас каждая секунда дорога, каждая уходящая секунда! Разве ты ответила бы, обратись я к тебе с просьбой?
— Нет, — сказала она без промедления. — Мне плевать на твои страхи, Легиар. Мне не интересны твои дела. Я живу в другом мире.
Орвин, сжимавший дощатую спинку садовой скамейки, подался вперёд:
— Мир один, Ящерица! — сказал он горячо и убеждённо. — Мир у нас один, послушай, пожалуйста!
На щеках Легиара ходуном ходили желваки:
— Не время сводить счёты. Не время вспоминать обиды. Третья сила существует, и она подошла так близко, что её дыхание шевелит волосы на наших головах. Где Марран, Кастелла?
— Зачем? — спросила она с неприкрытой ненавистью.
— Он… — начал было Орвин, но Ларт перебил:
— Он должен нам помочь. Он поможет нам. Кастелла, ты должна знать, где он.
Она прищурилась, переводя взгляд с одного на другого:
— Так вы ещё не наглумились, Легиар?
Орвин чуть не выдернул скамейку из земли одним резким нервным рывком:
— Да нет же, Ящерица! Нет! Не то! Мой медальон ржавеет, и…
У неё, надменной, злой, вдруг задрожали губы. Она не хотела слушать: