— О чём вы думаете? — спросила Танталь с беспокойством.
Алана спала. Последнее время она почти постоянно спит, и это нравится мне всё меньше и меньше…
«Использовал. Мерзкое слово»…
— Ретано… Что случилось?!
Вероятно, на лице моём проступила совсем уж зверская ухмылка. Сладострастная в своей жестокости. Привезти мерзавцев в замок…
— Пойду поглядеть на представленьице, — сказал я голосом белого ягнёнка. — Люблю… театр. Всей душой.
Танталь нахмурилась:
— Ретано… Ты… вы умом рехнулись, по-вашему, это ТЕ САМЫЕ?!
Я счастливо улыбнулся.
— Я пойду с вами, — сказала она жёстко. — Я и Аген, мы…
Вероятно, выражение моего лица оказалось красноречивее слов, и потому Танталь не закончила фразу. Осеклась; пробормотала миролюбиво:
— Ладно. Я одна… можно?
— Знаю, что вы тоже любите театр, — сказал я ещё более нежно. Прямо-таки проблеял.
* * *
Мы явились в посёлок за час до заката; приготовления к спектаклю были в самом разгаре. Две повозки стояли впритык, одна, лишённая полога и с опущенными бортами, превратилась уже в подмостки. Высокий, хорошо сложенный мужчина неторопливо вбивал гвозди, собираясь, по-видимому, навешивать занавес; он был обращён к нам спиной — я сам почувствовал, как хищно раздуваются мои ноздри. Это был тот, бастард, подавшийся в комедианты, но не растерявший умения обращаться с ножом. Тот, что бил втихую…
Прочих не было видно, но из второй повозки явственно доносились голоса; я глянул на Танталь. Моя спутница была странно сосредоточена, как будто ей предстояло ответить на трудный вопрос, и от ответа зависела жизнь.
Я сжал губы. Тяжёлой походкой властелина двинулся по направлению к повозкам, и ранние зеваки, понемногу заполнявшие двор, метнулись кто куда. Наверное, я выглядел эффектно.
Бастард всё бил и бил молотком, не подозревая, какие чёрные тучи сгущаются в этот момент над его красивой головой. Танталь — я слышал — спешила следом за мной; одним движением я вскочил на подмостки, телега качнулась, трудолюбивый комедиант наконец-то отвлёкся от своего занятия, вздрогнул и обернулся.
Судьба приготовила мне неприятный сюрприз. Это был не бастард; смазливый мужчина лет двадцати пяти, черноволосый, с манерным лицом избалованного дамского любимца, прямо-таки на лбу написано — «комедиант»…
Я сжал зубы. Под пологом второй повозки возились тени; мне слишком не хотелось верить в ошибку, потому я оскалился:
— Где хозяин? Живо!
Комедиант привык, по-видимому, к внезапным появлениям всякого рода самодуров. Слово «власть» не было для него пустым звуком, а потому он поспешно изобразил поклон и даже изящно махнул молотком — будто шляпой:
— Там, благородный господин, в повозке… Мы всего лишь смиренные комедианты. Мы исправно платим налоги…
Я оттолкнул его — в конце концов его не было среди обидчиков Аланы — и грубо рванул занавеску, прикрывающую вход под размалёванный полог.
Затрещала, разрываясь, ткань. Охнула за моей спиной Танталь — как, и она взобралась на подмостки? Без посторонней помощи?..
Здесь было темно и душно, пахло потом и, кажется, пудрой; взвизгнула, прикрываясь, какая-то полуголая дамочка, я хищно обернулся к ней, ожидая увидеть томную красавицу, не так давно приглашавшую меня на представление.
Меня схватили за плечо:
— Позвольте! По какому праву?!
Я обернулся.
Нет, я никогда его не видел. Это не он, это не его я мечтал поймать и доставить в замок; даже полумрак, даже нарисованные на лице морщины не могли сбить меня с толку. Это не он.
— Сейчас объясню, по какому праву! — рявкнул я, уже не сдерживая злобы. Комедианты представлялись мне обманщиками, насмешниками, сознательно решившими надо мной поиздеваться. Кажется, та девица в тёмном уголке уже хихикает: что, благородный господин, обознался?!
— Сейчас я объясню, — прорычал я, давясь густым запахом грима. — Кто предводитель? Ко мне!
Кажется, кто-то всхлипнул.
— Я предводитель, — медленно сказал тот, что был загримирован под старика. На самом деле ему было лет сорок с небольшим.
Возбуждённо гудела толпа. Со всех сторон сбегались новые зеваки — наверное, никакое представление не привлекает так, как настоящая драка. Настоящее унижение. Настоящее насилие, без игры.
— Чем мы провинились, господин?
При дневном свете грим на лице предводителя казался уродливой маской.
Я ещё не знал, чем они провинились. Наверное, тем, что комедианты; все комедианты одинаковы, то, что случилось с Аланой, могло произойти и с другой девочкой, и под этим самым, надорванным мною пологом…
— Господин, у нас есть грамота… позволяющая играть… в городах и посёлках… мы платим налоги, мы…
— Бариан, — сказали у меня за плечом. Вроде бы незнакомый голос; только секунду спустя я понял, что говорит Танталь.
Предводитель вздрогнул. С трудом оторвал взгляд от моего лица и глянул мне за спину.
— Бариан, — повторила Танталь с каким-то не то смешком, не то всхлипом. — Привет.
Покрытое гримом лицо несколько мгновений пребывало в неподвижности. Потом я увидел, как подведённые белым глаза раскрываются, явно собираясь вылезти из орбит.
— Ты?!
* * *
Ночевали комедианты уже в замке. Танталь накупила в посёлке провизии; двенадцать её телохранителей недовольно хмурились, разглядывая повозки и их обитателей.
Танталь и тот, кого она звала Барианом, допоздна сидели в большом зале перед камином; прочие члены труппы примостились на тюфяках, милостиво выданных Итером, время от времени кто-нибудь из них просыпался, поднимался на локте, пытаясь сообразить, куда попал; потом, убедившись, что сон продолжается, с блаженной улыбкой валился обратно.
— Да, дела… ну, сама видишь. Из фарсов играем только «Рогатого мужа», и то… — Бариан, небрежно отмытый от грима, грустно усмехнулся. — Муха вырос… И я ведь в этой роли… не Мастер Фло. И Динка… — Он оглянулся на дамочку, сладко дремлющую на своём тюфяке, и закончил шёпотом: — И Динка — не ты. Так-то…
Я приблизился, стараясь ступать потише, но Бариан всё равно вздрогнул. Он боялся меня; моё явление в грохоте молний, с руганью и обрыванием полога не прошло даром. Бродячая бесправная жизнь приучила его бояться всякого, кто хоть чуточку сильнее. Правило, хранящее маленькую жизнь комедианта…
— Сядьте, Ретано, — сказала Танталь, не глядя на меня. — Вот, с этим человеком… мы проехали… неважно сколько. Сколько лет, сколько дорог… Может быть, и я бы сейчас…
Она смотрела в огонь. Она была не похожа на саму себя, потому что выразительное лицо её разом утратило всю свою жёсткость. На глазах то и дело показывались слёзы — уж чем-чем, а сентиментальностью Танталь не отличалась никогда…