Все это она выпалила скороговоркой, как будто боялась, что он резко оборвет ее. Но у него не осталось сил возразить ей. Не сейчас, все потом, потом…
«Каждый человек важен. Все люди живые. Важен каждый человек». Нет, убедить себя не получалось.
— Делайте все то, что вы должны делать, — устало ответил он, даже не взглянув на нее. Вместо этого он принялся сверлить взглядом стоявшую перед ним кофейную чашку. — Что хотите, то и делайте, — добавил он.
— Это для твоего же блага и…
— Если у вас все, можете убираться, — проговорил Джаз.
Воцарилась такая тишина, что Джазу показалось, что он слышит, как бешено колотится у нее сердце. Затем Мелисса резко повернулась, подхватила свой портфель и гордо вышла из кухни. Через несколько секунд хлопнула входная дверь.
— Послушай, я понимаю, что ты немного не в себе…
— Не вмешивайтесь в мои дела, Уильям.
— Я понимаю, что ты не в себе, — настойчиво продолжал шериф, — но это уже чересчур. Ты должен позвонить и извиниться.
— Извиниться? — Джаз вскочил со стула, оттолкнув его с такой силой, что тот с противным скрипом проехал по линолеуму. — Извиниться? Она собирается отправить меня к совершенно чужим людям, а бабушку упечь в дом престарелых, где она до самой смерти пролежит привязанной к кровати! За это я должен извиняться?
Уильям пожал плечами:
— Прости, Джаз. Я знаю, что это не идеальное решение и ты хотел бы найти другой выход, но она, возможно, кое в чем и права. Как ты думаешь?
Джазу нечего было ответить.
Когда дом вновь опустел, он позвонил Конни и рассказал ей о случившемся, прибавив, что в школу он сегодня не пойдет. Они договорились встретиться днем, чтобы навестить Хоуви в больнице.
— В конце концов, может, это и к лучшему, — успокаивала его Конни. — Ты уедешь из этого дома, станешь заниматься собой, а не вертеться вокруг бабушки. И совсем не обязательно, что тебя отправят в приемную семью. Может, твоя тетя…
— Ага, сестра Билли живет за четыреста с лишним километров отсюда. Ты об этом подумала, Конни? А о нас с тобой ты подумала?
Она не нашлась что ответить. Джаз чувствовал себя виноватым, что так резко оборвал ее, но чувство вины было каким-то смутным и неясным. Он устал от того, что все наперебой твердили ему, что для него будет во благо, а что во вред.
В свой вынужденный выходной он рассчитывал отдохнуть, но провести весь день с бабушкой значило примерно то же, что сидеть с ребенком, искренне уверенным, что лучшее развлечение — не давать тебе ни минуты покоя. После того как полицейские уехали, она добрых двадцать минут в панике носилась по дому, крайне озабоченная тем, не обидела ли она кого-нибудь из них (все еще думая, что она на танцах в конце пятидесятых), вопила и таращила глаза, словно девчонка. Потом она встала у окна на кухне и принялась орать на несчастную купальню для птиц, яростно браня ее за то, что пернатые упорно обходили ее стороной и не желали купаться.
— Ты жалкое подобие купальни! — верещала бабуля. — На своем веку я видела купальни, где плескались десятки, сотни, тысячи птиц! Ты не можешь даже зваться купальней! Ты просто пугало какое-то! За что ты так ненавидишь бедных птичек?
Она схватила дробовик и вышла на улицу, где наставила его на купальню и снова стала кричать и размахивать тяжелым ружьем, пока не выдохлась. Затем она вернулась в дом и ввалилась в гостиную.
— Молодец, Билли, — сказала она, погладив Джаза по щеке морщинистой ладонью. — Хороший мальчик. — После чего поцеловала его в лоб сухими старческими губами. — Молодец, что заботишься о своей мамочке.
От этих слов Джаза пробрала нервная дрожь.
Поднявшись к себе, он попытался немного поспать, пока бабуля смотрела по телевизору какую-то викторину. Он на несколько минут задремал, и к нему тотчас вернулись нож, голоса и тело. «Как будто режешь курицу, — шептал Билли то ли из прошлого, то ли из подсознания, — как будто режешь…»
Тут Джаз проснулся…
«…потягушеньки, просыпалочки…»
…думая о Расти, и в остатках сна оба кошмара сошлись вместе — о радость, о прелесть, о чудо. Он не мигая смотрел на пустое место на стене, где раньше висели фото первых жертв Билли. Джаз заново распечатал фотографии и прикрепил их кнопками на стену, после чего очень долго вглядывался в лица женщин.
«Кого же я режу во сне? Или я действительно кого-то зарезал? Маму? Неужели Билли заставил меня?..»
Нет. В эти дебри он больше залезать не станет.
В конце концов, так и не поспав, он лениво спустился вниз. Перед телевизором стояло пустое кресло. На секунду запаниковав, он ринулся к окну и тут же увидел сидевшего в машине полицейского. О'кей, значит, бабуля была где-то в доме.
Он обнаружил ее в комнате, которая когда-то служила столовой. По прямому назначению она уже не использовалась много лет, и поэтому буфет давным-давно стоял пустым. Бабушка сидела на старом обеденном столе, скрестив ноги, обернув тощие бедра подолом ночной рубашки и сцепив руки на коленях. Она пристально смотрела на него холодным и вместе с тем обжигающим взором.
— Мам, — с облегчением выдохнул он, — что ты делаешь в…
— Почему ты зовешь меня мамой? — сурово спросила она. — Носишься по дому, как сопляк какой-то, и зовешь мамочку. Тьфу на тебя!
Вот это да!
— Мама! — завыла она со злой улыбкой на губах. — Мамуля, где ты? Мама, мамочка!
— Ну хорошо, бабу…
— Мама, мама! Ха-ха! Я помню тебя еще совсем мальчиком, милый мой Джаспер. Ты ходил за своей мамочкой как привязанный. Все цеплялся за ее юбку.
Джаз судорожно сглотнул.
— Но мамы твоей здесь больше нет, родной. Она ушла. Слышишь? Ушла. — Ее зловещая улыбка сделалась еще шире. — Ее больше нет, нет, нет! Слава Богу, ее больше нет!
Джаз с силой сжал челюсти, чтобы не закричать.
— Твоя мать оказалась жуткой женщиной. Это она виновата во всем, что случилось с твоим отцом. Он был такой хороший, пока не появилась она и… — Бабушка чуть откинулась назад, приподняв подол ночнушки. Джаза затошнило. — И не вселила в него зло, не выжгла его душу и в конце концов не погубила его.
Это была ложь, ложь такая наглая, что Джаз не вытерпел.
— Бабуля, выбирай выражения, когда говоришь о моей матери, — предупредил он ее. В его голосе зазвучала почти неприкрытая злоба.
Она облизнула пересохшие губы.
— Маменькин сынок. Как я и говорила. Она была воплощением зла. И отца твоего превратила в злодея. И тебя выродила из своего дьявольского чрева. Так кто же ты после этого, а?
Терпение Джаза лопнуло, и он ринулся к ней, сжав кулаки.
— Ну что же ты, Джаспер? — прошептала она, лукаво глядя ему в глаза. — Ударь меня. Давай, не стесняйся. Думаешь, меня раньше не били, а?