Джаз зарычал, повернулся и с силой треснул кулаком по буфету. Неизвестно как оставшееся наверху блюдце упало на пол и разбилось.
Бабушка расхохоталась.
— Маменькин сынок! — фыркнула она. — У тебя кишка тонка мне врезать, а? Есть только одно средство перестать быть маменькиным сынком, Джаспер.
Он развернулся и широкими шагами вышел из столовой, но ее голос продолжал греметь ему вслед:
— Только одно средство! Надо стать таким, как твой отец! Вот единственное спасение! Ты должен стать своим отцом!..
Некоторое время Джаз раздумывал над тем, как бы убить бабушку. Он тщательно обдумывал и представлял себе различные способы осуществления своего плана во всех жутких анатомических деталях, на которые только было способно его воображение. В результате выяснилось, что воображение у него довольно резвое.
А весь оставшийся день он снова и снова убеждал себя не делать этого.
Она почти всегда вела себя настолько бестолково и почти по-детски, что Джаз частенько забывал о том, на самом ли деле она страдает слабоумием или только придуривается. Она знала его слабости. Она умела давить на нужные кнопки. И когда ее переклинивало, она делала это с холодной жестокостью. Даже с наслаждением.
Когда Конни позвонила и сказала, что освободилась, бабуля приняла амплуа маленькой девочки, принялась сюсюкать и спрашивать Джаза (которого она приняла за священника), можно ли ей съесть немного пудинга, потому что она уже прочитала все молитвы. Джаз с трудом удержался, чтобы не придушить ее. В холодильнике оставалось немного йогурта, и ему понадобилось всего несколько минут, чтобы убедить ее, что это пудинг.
После этого он усадил ее на диван, укрыл одеялом, дал ей старого плюшевого мишку и включил канал с кинофильмами, а сам прыгнул в джип и умчался прочь, чтобы успеть встретить Конни. Потом она села в машину рядом с ним и поцеловала его долгим поцелуем, от которого ему сразу стало тепло.
— Ну как ты? — спросила она, наконец оторвавшись от него. — После всего, что случилось вчера вечером и сегодня утром…
— Да нормально, — ответил он, сам удивившись своим словам. Возможно, он сказал правду, хотя полной уверенности в этом не ощущал. Его мир изменился каким-то непонятным образом. В «Испытании» у преподобного Хейла есть такая реплика: «Помни, человек, до того часа, как дьявол пал на землю, Бог считал, что на небесах он поистине прекрасен». Эти слова отчасти описывали перемены, происшедшие с Джазом.
До больницы они доехали быстро, но испытали настоящий шок, увидев в вестибюле поджидавшего их Дуга Уэтерса.
— Эй, парень, насчет вчерашнего вечера — давай без обид, хорошо? Я не знал, что это Герстен. Очень рад, что он идет на поправку.
— Без комментариев, — отрезал Джаз.
В ответ Уэтерс рассмеялся громким фальшиво-добродушным смехом, отчего сидевшая в регистратуре медсестра бросила на него хмурый, неодобрительный взгляд.
— Слушай, давай поговорим о Хелен Майерсон. Ты ведь в курсе? Если взять ее, твою учительницу и ту женщину, которую в воскресенье нашли на поле Гаррисона, то напрашивается вывод, что в этом городишке снова становится жарковато.
— Люди же погибли, идиот! — взорвалась Конни.
— Ну да! Ну да! — Уэтерс примирительно поднял руки. — Я просто описываю сложившуюся ситуацию, только и всего. А если эти убийства как-то между собой связаны? — В его глазах блеснул огонек дешевой сенсации. — Из этого может получиться неплохой сюжет, а?
— К чему вы клоните? — осторожно поинтересовался Джаз.
— Я вот что говорю — возможно, я напишу какой-нибудь репортаж. С твоими комментариями, ну, как эксперта в этой области. — Уэтерс нервно облизнул губы. — И все получат то, что хотят.
Джаза подобная перспектива совсем не прельщала, к тому же он чувствовал, что Конни еле сдерживает ярость. Он уже собрался идти дальше, как вдруг Уэтерс сказал:
— Я даже прославлю твоего приятеля. Напишу статью о парне, преградившем путь убийце, который его полоснул ножом.
Джаз остановился как вкопанный и резко повернулся к репортеру:
— Как вы сказали? Вы сказали «полоснул»? Откуда вы знаете, что его именно полоснули, а не пырнули ножом?
Уэтерс довольно осклабился:
— Ну-у, Джаспер. У меня свои источники информации, и я не могу раскрывать их.
Джаз посмотрел Уэтерсу прямо в глаза — светло-зеленые с карими крапинками.
— Вы носите контактные линзы? — спросил он газетчика.
— Что? — не понял тот.
— Я слежу за тобой, — произнес Джаз таким угрожающим тоном, на который только был способен, затем взял Конни за руку, и они вошли в подошедший лифт.
— В чем дело? — спросила Конни, когда двери лифта закрылись.
— Ни в чем, наверное. Сам не знаю. — Джаз покачал головой. — Надо навестить Хоуви. Это сейчас самое главное.
Хоуви лежал в отдельной палате. Он то просыпался, то снова засыпал, поскольку еще не отошел после наркоза и находился в каком-то сумеречном состоянии. Его родители несли вахту у постели сына и сидели совершенно неподвижно. Конни предложила им принести что-нибудь перекусить, так что Джаз остался с ними один на один, пытаясь вжаться в угол и напряженно ожидая того момента, когда они отведут взгляды от Хоуви и обрушат на него шквал упреков и обвинений.
Но этого не случилось. Бесконечные переживания и радость, что их сын жив, так вымотали их, что на гнев просто не осталось сил. Однако Джаз знал, что все еще впереди.
Ближе к ужину Хоуви ненадолго пришел в себя, взяв маму за руку и попросив стакан воды. Он заметил Джаза и подмигнул, пробормотав: «Чувак, лекарства тут уле-е-етные!» На этом его способности связно изъясняться временно исчерпались, так что Джазу и Конни не оставалось ничего другого, как попрощаться. Они зашли в закусочную, взяли сандвичи и сели за столик напротив друг друга.
— Из полиции новости есть? — спросила Конни, выбирая из пакета картошки по-французски ломтики поподжаристее. — Версии или еще что-нибудь?
— Нет. Пока ничего. Думаю, они мне скажут, если что-то появится. Или не скажут. Сам не знаю. — У его сандвича с беконом и помидорами был горьковатый вкус. Сначала он этого не заметил, но с каждым разом привкус становился все явственнее. — Как там в школе?
Она чуть замешкалась, потягивая газировку через соломинку.
— Да ничего хорошего. Кто-то уже утром вычитал в Интернете о случившемся с Джинни, так что разговоры уже пошли. Но подробностей толком никто не знал, и народ просто себе трепался. Кое-кто даже не верил, что это произошло на самом деле, пока всю школу не оповестили по системе громкой связи. Потом начались слезы, многие просто рыдали. В общем, все было ужасно, Джаз. Действительно ужасно.
Она положила руку на стол. Джаз посмотрел на нее и не сразу понял, что Конни хочет, чтобы он взял ее за руку. Он погладил и нежно сжал ее ладонь.