— Погодите грузить. Осмотрите, пожалуйста, его ротовую полость. Меня интересует состояние шестого моляра [13] сверху слева.
— Так, — раздался через непродолжительное время голос эксперта, — в зубе свежая полость, высверлена недавно, внутри остатки какого-то вязкого препарата.
— Прекрасно, пробу взять можете?
— Без проблем.
Тут я уже не стерпел, вперед подался. Эксперт, склонившись над телом, проделывал некие манипуляции, а Иван Макарович ему фонариком подсвечивал. Еще один сотрудник тщательно снимал действо на камеру. Наконец эксперт выпрямился, держа в руке что-то, напоминающее издали небольшую палочку, поместил ее в пузырек и доложил:
— Готово. Что дальше?
— Прошу как можно быстрее исследовать эту гадость. Меня интересует, совпадает ли по составу это вещество с тем, которым был отравлен покойник.
— А с телом что делать?
— Как что? Земле предавать. Все, что мог, он нам дал, пусть уж упокоится.
С кладбища мы возвращались в прекрасном настроении, как ни кощунственно это звучит. Но уж больно результаты радовали. Поскольку ехали мы на служебной машине, я имел возможность понаблюдать за Романом Антоновичем, чье поведение изрядно меня позабавило. Убедившись, что в зубе покойного Штерна, который по медицинской карте должен быть целым, имеется полость, содержащая нечто… короче, поняв, что построение Ивана Макаровича есть не бред маразматического старца, а ключ к раскрытию серьезного преступления, он мигом уверовал, как неофит, узревший чудо Господне, и пребывал в приподнятом настроении, с уклоном в эйфорию.
Но в то же время Рома помнил, как совсем недавно обидел старика, и сознание допущенной по отношению к почтенному учителю несправедливости его тяготило, сбивая к депрессии. Столь противоречивое состояние психики не может долго сосуществовать в одном теле, и Роман Антонович явно склонялся к оптимистическому взгляду на жизнь, а дабы заслужить прощение, начал неожиданно проявлять вполне разумную инициативу.
Так, например, еще в машине предложил послать запрос в немецкую полицию насчет Петера Лемке, внес еще несколько довольно разумных предложений. Но при этом суетился, совершал множество лишних движений, что совершенно не соответствовало его облику, а потому выглядело смешно. И только когда инициативы следователя были благосклонно одобрены профессором, Роман Антонович несколько успокоился, а когда вошел в кабинет, уже полностью восстановился, снова став самим собой.
Второй раз я этого человека наблюдаю с близкого расстояния и второй раз удивляюсь тому, как быстро у него меняется настроение в зависимости от состояния дел. И не то чтобы незначительно, кардинально меняется, переходя из крайности в крайность. Когда просвета не видать, как в деле Осипенко или как в данном случае, когда подозреваемая вроде бы в наличии, но, по совести говоря, большие сомнения в ее виновности имеются, Рома вял и пассивен. Но стоит ему направление указать, версий подбросить, уверенности добавить, сразу просыпается в нем активный, а главное, умный живчик. Скажете, так не бывает? Еще как бывает, поверьте на слово, сам наблюдал.
Вот и нынче, едва войдя в кабинет, Роман Антонович принялся за работу, засучив рукава. Сначала отправил оперативника в клинику, где Аркадий по стоматологической части подвизался, с поручением изъять медицинскую карточку несчастного Леонида Штерна. Затем, не испросив разрешения у начальства, поручил и самого подозреваемого задержать. Дожидаться результатов экспертизы не стал, видимо, подобно нам с профессором, в результатах не сомневался. Независимо от того, что там эксперт напишет, формальный повод для задержания господина Иванова имелся веский: откуда, скажите на милость, в недавно запломбированном зубе открытая полость оказалась?
Засиделись мы в тот вечер допоздна, запрос немецким коллегам составляли, стратегию будущих действий разрабатывали. Разошлись уже в девятом часу, договорившись встретиться завтра в десять. К этому времени эксперты обещали акт по результатам эксгумации подогнать, вот тогда, имея на руках все козыри, можно будет и к допросу Аркадия Александровича приступить. Короткий день, пятница, выдался в этот раз длинным, насыщенным событиями.
Эксперты не подвели! Вещество, извлеченное из зуба покойника, оказалось полностью идентичным яду, вызвавшему смерть Леонида Штерна. Когда мы утром вошли в кабинет Романа Антоновича, он уже успел ознакомиться с актом, а потому сиял, как начищенный самовар. И ему было чем гордиться: к тому времени даже я понимал, насколько трудная задача добиться от эксперта, чтобы всего за полдня он и исследования вне общей очереди провел, и акт написал.
Теперь настала пора и с подозреваемым познакомиться. Как кто, не знаю, но я ждал этого момента с нетерпением. Я же с Аркадием Ивановым прежде не встречался, видел только фото, а по нему полного впечатления не составить. Но некое представление сложилось, и я хотел проверить, верное ли, понаблюдав Аркадия в динамике. Мне было интересно, каков он, человек, хладнокровно убивший старого друга.
Роман Антонович распорядился привести задержанного, а затем, неожиданно для меня, предложил вести допрос Ивану Макаровичу. Может, считал, что вчерашнюю вину перед профессором еще не искупил, а может, просто решил себе бесплатный мастер-класс устроить, слава за успешное завершение расследования все одно ему достанется. Как бы то ни было, Иван Макарович воспринял предложение как должное, спокойно пересел в кресло следователя, а Роман Антонович скромно расположился за боковым столиком, приготовившись вести протокол.
Аркадий оказался таким, каким я его и представлял, только выглядел изможденным и помятым, видимо, ночь в камере провел без сна. Тюремная камера совсем не гостиничный номер, даже с захудалым беззвездным отелем не сравнить. Профессор как-то раз по случаю устроил мне экскурсию, и могу засвидетельствовать: даже человеку с чистой совестью спать на шконке неуютно, а у Аркадия Александровича совесть была нечиста. Видимо, он пытался понять, где допустил ошибку и что на него следствие имеет?
Войдя и увидав во главе стола Ивана Макаровича, преступник вспыхнул (они с профессором встречались, и Аркадий знал, что тот — частный детектив), хотел было что-то сказать, но передумал. Пройдя к стулу, уселся, не дожидаясь разрешения, и уставился в стену, не произнося ни слова, мы же его с интересом разглядывали. Пауза длилась минуты две, пока наконец профессор не решил начать:
— Добрый день, Аркадий Александрович. Вопросы к вам появились…
— Я не собираюсь разговаривать с каким-то частным детективом, — немедленно отреагировал Аркадий, — и вообще ни слова без адвоката не произнесу.
— Э-э-э, батенька, это вы детективов киношных насмотрелись, а по ним судить нельзя. Нет там ни адвокатов, ни следователей, ни преступников, одни артисты. А мы тут самые настоящие. И мы, и вы. Понимаете?