Убийца прячется во мне | Страница: 38

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Аркадий выбрал именно такой путь. Он, правда, работал и даже что-то изобретал, но также пытался заработать научный авторитет, примазываясь к чужим работам, а завершил карьеру убийством. Петер немногим лучше. Если верить Эльзе, он трудяга и умница, но с червоточиной. В общем, кузены, ощутив духовную близость, стали откровеннее. Видимо, Петер помечтал вслух, что, если бы Эльза вдруг исчезла, вся слава досталась бы ему, а Аркадий вызвался помочь.

— Но почему тогда не отравить Эльзу?

— Э-э-э, не так это просто, осудить на смерть не кого-то абстрактного, а достаточно близкого человека. Западники, по моему глубокому убеждению, в моральном плане ничуть не лучше нас, но они более законопослушны. Вполне возможно, что Петер просто не смог выговорить: «Убей ее», а может, элементарно струсил. Ведь именно он больше всех выигрывал в случае смерти своей партнерши, а значит, мог попасть под подозрение. И в этом случае ни о какой премии речь бы уже не зашла, что бы он там ни изобрел. От такого соискателя нобелевский комитет шарахнулся бы, как черт от ладана, будь это даже второй Ньютон, помноженный на Леонардо.

А вот если физически Эльза не пострадает, но по каким-то объективным причинам, непосредственно с Петером не связанным, не сможет участвовать в финальной части исследований, тогда все в порядке. Таким образом, задача распадалась на две: сначала Эльзу требовалось куда-нибудь удалить из Гамбурга, а лучше и вообще из Германии, а затем удержать там. Первая задача решалась относительно просто. Есть контракт, значит, можно организовать командировку в Москву, для того хотя бы, чтобы проверить, насколько добросовестно российская сторона выполняет свои обязательства. Причем, что важно отметить, Петер имел возможность организовать появление Эльзы в Москве в любое удобное для него время.

— Он ее в Москву и направил.

— Совершенно верно. Эльза прилетает в Москву, где ее нужно задержать. Как?

— Но почему обязательно убийство? Тяжкое преступление, серьезное расследование и никаких гарантий, что разоблачения удастся избежать. Можно же проще — похитить, а потом отпустить. Тогда вообще никто не пострадал бы. В смысле, физически. А значит, и следствие велось бы спустя рукава.

— Извините, Сергей Юрьевич, но вы не вполне понимаете, о чем говорите. Похищение не так просто организовать, особенно, чтобы, как вы сказали, физически никто не пострадал. Аркадий Александрович криминальных навыков явно не имеет, привлекать кого-то постороннего опасно, надо все самому проделывать. Вот вы Эльзу видели, смогли бы справиться с ней в одиночку?

— Ну-у, сзади подойти, тряпочку с хлороформом на лицо…

— И все это среди белого дня, на глазах у людей? Ну, допустим, усыпили, допустим, до машины дотащили. Но ведь ее же надо месяц где-то держать, кормить, парашу выносить, следить, чтобы не сбежала. И при этом исхитриться не засветиться, чтобы потом не опознала. Как считаете, смогли бы?

— Н-нет, пожалуй.

— Вот и Аркадий счел, что не сможет, и выбрал более простой вариант.

— Но это же чудовищно! Он ведь не просто человека убил, но друга детства.

— Что ж поделать, такая у него вывернутая мораль, и, к сожалению, не у него одного. Когда-то давно я прочел, что во время первых испытаний атомной бомбы кто-то из ученых восхищенно воскликнул: «Какая великолепная физика!» Понимаете? Он не думал о том, что это варварское оружие уничтожит сотни тысяч ни в чем не повинных людей, для него это была только «великолепная физика».

— Я слышал, пилот, сбросивший бомбу на Хиросиму, впоследствии сошел с ума.

— Это потому, видимо, что он не научился относиться к людям там, внизу, как к абстрактным понятиям. Как военный летчик, он, конечно, бомбил врага и понимал, что люди под бомбами погибают, но идею такого массового страшного убийства его разум не вместил. Перегорел, как предохранитель, на который слишком большое напряжение подали. А ученым хоть бы что. Не слыхал я, чтобы хоть один из них в уме повредился.

Вот и Аркадий, видимо, из таких. Люди, подобные ему, к окружающим относятся потребительски, как к средству. У своих подчиненных он забирал славу и деньги, у Леонида забрал жизнь. А что до дружбы… Такие Аркадии порой способны на помощь, на хорошее отношение к ближнему, но только до тех пор, пока этот ближний не становится помехой. С Леонидом он дружил и, видимо, хорошо к нему относился, но, просчитав холодным мозгом ученого все варианты, пришел к выводу, что наиболее простой и удобный способ достичь цели — убить друга.

И как же хорошо все продумал, мерзавец. Так организовал, что Эльза не просто попала в число подозреваемых, но стала основным кандидатом на отсидку. Улики косвенные, но весомые, явные, но не нарочито. Яд имеет немецкое происхождение — факт, а кто только что из Германии прибыл? А то, что некий эксперт особое мнение имеет, так в официальный документ оно не вошло. Ссора с братом была? А как же. Не только жена покойного подтверждает, но и соседи. А завещание вообще ход гениальный, оно сразу дало следствию железный мотив, тем паче инфантильного Леню убедить оказалось легче легкого: мол, главное, Эльзино согласие на продажу квартиры получить, а там порвешь и забудешь.

— Леонид тоже хорош. С чего он взял, что сестра поведется? Завещание — это всего лишь бумага, отменить его — раз плюнуть.

— Эльза, безусловно, не повелась бы. Я тоже, но даже гораздо более самостоятельные, чем господин Штерн, люди склонны порой выдавать желаемое за действительное, а кроме того, хорошо известно: человек, узнавший, что в его пользу составлено завещание, начинает невольно испытывать к завещателю теплые чувства. Как бы то ни было, Эльза Францевна может теперь хоть до второго пришествия доказывать, что ничего про братский подарок не знала, ни один присяжный ей не поверит.

— Странно, что во время ссоры Леонид сестре ничего о завещании не сказал. Для чего тогда его составлял?

— Не странно. Вспомните показания Эльзы Францевны. Сейчас найду, я записал… А, вот. Она так сказала: «Тут Леня открыл было рот, но, оглянувшись на жену, насупился и пробормотал, что у тебя, мол, Эльза, настроение с дороги плохое, отдохни, а разговор после дня рождения продолжим». Он хотел, но побоялся в присутствии жены, и слава богу. Если бы про завещание стало известно еще 19-го, Роман Антонович, пожалуй, сразу бы Эльзу закрыл.

— Хоть что-то хорошее, потому что ничего больше пока не видать. Нет, построение отличное, совершенно с вами согласен, что так оно и было, но как доказать? Как, черт возьми, Аркадий умудрился отраву в бокал сунуть? Он же с места не вставал.

— Да, это вопрос. Я вчера вечером еще раз внимательно проштудировал реконструкцию последнего часа, буквально все отмечают, что Аркадий за этот час только раз со стула поднялся. Когда Леонид упал.

— В том-то и дело. Яд не горошина, которую можно издали в бокал запулить, как баскетбольный мяч в корзину. Это, как я понял, вязкая субстанция, вроде крема, его надо из тюбика выдавить. Незаметно, а тем более на расстоянии, этого не сотворить, такое и Акопянам не под силу. Это я к тому, Иван Макарович, что, пока мы не поймем, как было совершено отравление, следователь с нами даже разговаривать не станет.