— Нет. — Он равнодушно посмотрел на снимок и вернул его мне.
Человек этот явно отличался флегматичностью и неразговорчивостью. Да, собственно, мне и спрашивать было больше нечего. Если охранник и впрямь сидел всю ночь за своим столом, то вполне возможно, что он ничего не слышал, даже того, как хулиганил этот Сережка.
Я уже вышла из детского дома, когда обнаружила, что забыла свои перчатки в кабинете у Морозниковой. Это было просто сущим головотяпством с моей стороны, обычно я никогда такого себе не позволяю.
Пришлось вернуться. К моему удивлению, охранника на месте уже не было. «Видимо, отправился в туалет», — усмехнулась я про себя. Подойдя к кабинету Морозниковой, я обнаружила, что он пуст. И даже не заперт, что меня еще больше удивило. Я поднялась на третий этаж, где встретила одну из воспитательниц.
— Простите, вы не видели Аделаиду Анатольевну? — обратилась я к ней.
— По-моему, она прошла вниз, я видела, как она спускалась по лестнице, — ответила воспитательница.
Вниз так вниз. Но ни на втором, ни на первом этаже я так и не обнаружила заведующей. Я даже заглянула в столовую, но там мне сообщили, что Аделаида Анатольевна здесь не появлялась.
«Тоже, что ли, в туалет отправилась? — хмыкнула я. — Какая синхронность с охранником!» Тот, кстати, тем временем так еще и не появился. Смутное подозрение возникло у меня, и на свой страх и риск я стала спускаться в подвальное помещение. Уже на ступеньках я услышала смутно доносившиеся до меня голоса. Тем не менее я узнала их: это были Морозникова и Точилин. Стараясь ступать как можно тише, я спустилась еще на пару ступенек.
— …Но у тебя хотя бы хватило ума не рассказать ей, что мы были здесь и чем занимались? — шипела Аделаида Анатольевна.
— Ты меня совсем за дурака, что ли, держишь, — послышался голос Точилина.
Он говорил очень тихо, и мне пришлось напрягать весь свой слух, причем в двух направлениях: не быть застигнутой этой парочкой и не быть обнаруженной кем-то из персонала.
Я вспомнила, что оставила Аделаиду Анатольевну в очень невротическом состоянии, видимо, поэтому она и оставила кабинет незапертым и помчалась разбираться с Точилиным и выяснять, в чем заключался наш разговор. Значит, я была права: скрываете вы от меня что-то, голубушка, ох скрываете! И дай бог выяснить сейчас, что именно.
— Ты сама зря все это затеяла, я тебе говорил! На фига тебе нужен был этот частный детектив, деньги только на ветер выбросишь и себя выдашь с головой. Тебе надо, чтобы тебя уволили? — упрекал директрису Точилин.
Я услышала, как Аделаида Анатольевна всхлипнула, а Точилин продолжал:
— Да та же Валерка тебя может сдать с потрохами, просто чтобы досадить! И что будет? Скандал будет! Эта детективщица все это на суде и выложит! Директор детского дома напилась в стельку на рабочем месте вместе со своим охранником, потом трахалась с ним в своем кабинете, а нянечку посылала за водкой! А когда эта нянечка ей сообщила, что умер ребенок, то велела ей молчать до утра!
— Погоди, погоди, — торопливо заговорила Морозникова. — Но откуда она может узнать-то? Лерка не будет про это болтать, у нее и у самой рыльце в пуху: пили-то вместе!
— Вот и молись, чтобы не рассказала. А вдруг Никишина скажет?
— Никишина тоже не скажет! Зачем ей меня выдавать, я же специально эту детективщицу наняла, чтобы ее отмазали!
— А ты уверена, что отмажут? Лучше бы ты адвокату заплатила, а не ей — толку было бы больше!
— Она говорила, что у нее адвокат знакомый есть, — продолжала всхлипывать Морозникова. — У Татьяны то есть… И что она поможет обязательно, что она уже много материала набрала…
— Да кому нужен этот материал! Деньгами нужно было все решать, день-га-ми!
— Тебе бы все деньгами решать! У тебя самого-то они есть? Если бы не я, сидел бы на зарплате охранника и молчал в тряпочку! — перешла в наступление Морозникова.
— Слушай, вообще-то это ты меня в постель затащила, если честно, — вспылил Точилин. — Забыла?
Аделаида Анатольевна разрыдалась, и Точилин тут же зашептал:
— Тише, тише, совсем, что ли, с ума сошла?
Повисла пауза, в которой слышались только всхлипывания и тихий, успокаивающий голос Точилина. В принципе, мне нужно было, что называется, делать ноги, потому что разговор сладкой парочки, кажется, подошел к завершению и сейчас они будут выбираться из своего укрытия. Но тут Морозникова вдруг заявила:
— Никифоров бы ничего не ляпнул. Его ведь тоже на суд вызовут…
— Вот не надо было тебе вообще ее на работу брать, правильно Лерка говорит.
— Ой, да отстань ты со своей Леркой! — раздраженно сказала заведующая. — Это ей никого не жалко, а я Варвару пожалела. Тем более что она тогда совсем сопливая была, и это мать ее заставила младенца оставить. Но она же пришла, в конце концов!
Вот это было уже совсем интересно. Настолько интересно, что у меня тут же возникла мысль, пускай спонтанная и рискованная, но если я права, то тайна Варвары Никишиной, возможно, будет разгадана уже сегодня. Размышляла я меньше секунды: незапертый кабинет оказался сейчас для меня очень кстати, второго такого шанса может и не представиться.
Я быстро покинула свое убежище и чуть ли не бегом побежала к кабинету заведующей. Если даже меня там и застукают, то думаю, что ничего страшного не будет: я спокойно скажу, что мне пришлось вернуться, а так как кабинет был открыт, то я просто сижу и жду Аделаиду Анатольевну. Это ее просчет, и она вряд ли, грубо выражаясь, спустит на меня собак. Главное — успеть сделать то, зачем я туда побежала.
Оглядевшись и не увидев никого в коридоре, я быстро проскользнула в кабинет и прямиком кинулась к шкафу, в котором хранились папки с личными делами детей. Порывшись, я нашла то, что искала. «Никифоров Андрей Витальевич» — было крупно выведено на обложке. Я сунула папку себе под свитер, схватила свои перчатки, забытые на кресле, и решила не задерживаться больше в кабинете. Морозниковой могут, конечно, передать, что я ее искала, могут и не передать, — это все сейчас было неважно. Важным был документ, лежавший под моим свитером, который мне не терпелось прочитать.
Я спустилась вниз. Охранника по-прежнему не было, так что вышла я, никем не замеченная. Путь мой лежал покуда домой — читать папку, да и пообедать бы уже не мешало.
Две чашки крепкого кофе меня взбодрили, а купленная по дороге шаурма и вовсе привела в благодушное настроение. Я удобно устроилась на диване и стала читать.
То, что было написано в деле, меня потрясло, хотя нечто подобное я уже предполагала из разговора Морозниковой с Точилиным. Одним словом, сущность заключалась в следующем: четырнадцать лет назад пятнадцатилетняя школьница Варя Никишина родила мальчика, который тут же был передан в дом младенца, а затем, по прошествии нескольких лет, достигнув нужного возраста, был переведен в детский дом номер восемнадцать, которым заведовала Аделаида Анатольевна Морозникова. Мальчику была дана фамилия Никифоров — видимо, по созвучию с фамилией его матери, назвали его Андреем: такое имя числилось на бирочке, привязанной к ручке младенца, а отчество, конечно, взяли наобум.