Аделаида Анатольевна заерзала на стуле.
— Ну что они могут знать! — раздраженно сказала она. — Дети спали в то время!
— А в детском доме, стало быть, кроме детей, были только Варвара Михайловна Никишина, дежурная воспитательница Сокольникова и охранник, кстати, как его зовут?
— Олег Точилин, — сказала директриса.
— Так, значит, Олег Точилин… И все?
Директриса кивнула головой в знак согласия. Я чуть помедлила и сказала:
— Ну, вот теперь мы можем вернуться к вам в кабинет, к детям у меня больше нет вопросов.
В кабинете Морозниковой я спросила:
— А какие отношения были у Никишиной и охранника, дежурившего в ту ночь?
Глаза Аделаиды Анатольевны изумленно расширились.
— Что значит — какие отношения? Да никаких! Вернее, обычные, рабочие… Они и пересекались-то мало!
— А охранники когда-нибудь вмешивались в отношения воспитательниц и детей?
— Нет, — пожала плечами Морозникова. — Зачем им это надо? У них своя работа, у воспитателей — своя.
— То есть как-то вмешиваться в случае, если кто-то активно не слушается, буянит, хулиганит, он бы не стал — я правильно вас поняла?
— Совершенно верно, — ответила Морозникова. — Ну, если только вдруг случится что-то совсем неординарное. Но такого, слава богу, я не припомню. Если ребенок начнет вести себя как-то неадекватно, ему поможет врач. Только при чем тут это?
— Кстати, о враче, — вспомнила я, не отвечая прямо на последний вопрос заведующей. — Что, ваш штатный врач не оставался в ту ночь в детском доме? Все-таки в изоляторе находились больные дети…
— Ну, в этом не было необходимости, — покачала головой Аделаида Анатольевна. — Состояние детей не было критическим, все указания Валентина Андреевна оставила, лекарства тоже… И Варвара Михайловна, и Валерия Георгиевна знают, что делать. А в крайнем случае всегда можно вызвать «Скорую»…
— Только вот ее как раз и не вызвали, — невесело усмехнулась я.
— Я имела в виду другое: если вдруг кому-то из детей стало бы хуже, — поморгала глазами Аделаида Анатольевна.
— И все-таки мне не дает покоя одна мысль, — задумчиво проговорила я.
— Какая? — спросила Аделаида Анатольевна.
— Никишина, на мой взгляд, кого-то выгораживает.
— Хм… Но кого, кого?! — развела руками директриса. — Кого ей выгораживать, не охранника же? Да он и не поднимается к детям, сидит на своем посту.
Я промолчала.
— А у Сережи Губанова в стенах детского дома не было заклятых врагов? Знаете, такое часто бывает между детьми… Хотя бы вот тот мальчик Леша не скрывал, что обижался на Сережу, не любил его.
— Ну, уж вы скажете! Обижались, конечно… Но я же вам говорила! Это все несерьезно, дети сами разбирались в таких проблемах. И потом, с Сережей Никишина была. Как бы туда кто-то проник?
— Но она же не торчала постоянно в этом изоляторе, наверняка куда-то отлучалась. И вообще, вы что-то противоречите сами себе: то вы кричите, что уверены в невиновности Варвары Михайловны, то говорите, что в изолятор, где лежали дети, никто проникнуть не мог. Выходит дело, это она! Но я-то теперь уже тоже убеждена, что это не она.
— Я просто считаю, что это все-таки был несчастный случай, — пробормотала Аделаида Анатольевна.
— Какой там несчастный случай, о чем вы говорите! — вздохнула я. — Убийцу нужно искать, настоящего убийцу. И Никишину защищать.
— А вы все-таки что-нибудь предприняли в этом направлении?
— А чем, по-вашему, я все это время занимаюсь — книжки дома почитываю да кофе попиваю? — съехидничала я. — Но у меня складывается такое впечатление — вы уж извините, — что вы сами не хотите мне помочь. Вы чего-то недоговариваете, Аделаида Анатольевна, и это мне очень мешает продвинуться в расследовании.
— Да господи, ничего я не скрываю! — хватая сигарету, вскричала Морозникова. — Нечего мне скрывать!
«С Никишиной поговори… И Ада тоже врет…» — вспомнила я слова Антонины Губановой, переданные мне Владиславом. Что это — пьяный бред? Откуда она может знать про вранье Ады, если не видела ее несколько лет? Откуда она вообще помнит ее имя? В принципе я догадывалась откуда — мне уже было многое известно про «крашеную выдру», но эти сведения я пока передала только Ярославе Ярошенко, приберегая их до суда. Ирину Викторовну Губанову уличить во лжи не составит труда, куда сложнее вывести на чистую воду саму Морозникову, заставить ее говорить правду. А ведь молчит, молчит, зараза, а еще хочет «истину установить»! И Антонина эта, будь она неладна, отказывается на суд идти. Ну, к ней-то я еще наведаюсь, и думаю, что все-таки заставлю ее прийти. А разговор с Морозниковой можно было заканчивать, поскольку она надулась на меня и молча докуривала свою сигарету.
— Ну что ж, пойду-ка я теперь побеседую с вашим Точилиным, — вздохнула я. — Только здесь уж, извините, наедине — он не ребенок и не находится на вашем попечении, так что я имею на это право.
— Идите, — холодно сказала Аделаида Анатольевна. — Он внизу, на вахте.
— Я в курсе, — ответила я. — До свидания. Вот, кстати, папка с делом Сережи Губанова, я вам ее возвращаю.
Аделаида Анатольевна молча подошла к шкафу и сунула папку туда.
Я еще раз обратила внимание, что в нем лежало еще много таких же.
Точилин сидел за столом внизу и читал газету. Это был достаточно высокий и смазливый парень. Правда, его комплекция для охранника показалась мне хиловатой, ну да я не на работу его нанимать пришла.
— Еще раз добрый день, я частный детектив, занимаюсь расследованием смерти Сережи Губанова по просьбе вашей заведующей, — скороговоркой проговорила я. — Вы, наверное, в курсе?
Олег молча кивнул и спросил:
— А от меня-то вы что хотите?
— Но вы же дежурили в ту ночь.
— Ну и что? — пожал он плечами. — Я тут сижу почти всегда.
— И что, совсем никуда не отлучаетесь?
— Ну, разве что в туалет, — с долей язвительности произнес он. — Я даже обедаю здесь, за этим столом.
— То есть ничего подозрительного вы в ту ночь не заметили? Никто из посторонних не пытался проникнуть на территорию детского дома?
— Нет. Вообще ночь была спокойная, для меня во всяком случае. Это утром весь этот кошмар начался! — махнул он рукой.
— А раньше когда-нибудь были случаи, чтобы кто-то пытался ночью сюда залезть?
— При мне не было, — снова пожал он плечами. — Мы вообще-то ворота на ночь запираем, да и входные двери тоже… Бывает, конечно, вдруг какая-нибудь шпана малолетняя по пьянке орать начинает за воротами. Ну, выйдешь, шуганешь их… Так это все несерьезно.
— Вот эту женщину не видели здесь? — подсунула я ему пресловутую фотографию Ирины Губановой.