— Соскучился по родному городу…
— Не в Тбилиси — сюда! — грубо перебил его брат.
— Ты не дал мне договорить, — поморщился Дато. — Я соскучился по родному городу, улице, дому, двору, квартире. По прошлому своему… — И добавил с запинкой: — Частью которого являешься ты…
— То есть ты был уверен, что застанешь меня здесь?
— Нет. Ты мог быть где угодно. Но я знал, что еще год назад ты проживал в этой квартире.
— Откуда?
— Я долго готовился к поездке сюда. Морально, я имею в виду. Но как только планировал ее, сразу какие-то дела наклевывались. Их можно было отложить. Но я хватался за них, чтобы найти причину не поехать. В прошлом году я решил и забронировал билеты. А еще попросил одного из своих друзей-грузин, не потерявшего связи с родиной, узнать, кто сейчас живет в нашей квартире. Сообщили, что ты. Спросили, хочу ли я узнать подробности о тебе. Я ответил отрицательно. Думал, что у тебя все хорошо.
— У человека, живущего в такой хибаре, разве может быть все хорошо? — фыркнул Зура.
— Я не знал, что тут все по-прежнему. Наша улица — одна из артерий сердца Тбилиси. То есть район — супер. Дом старинный. Над аркой даже мозаика девятнадцатого века сохранилась. Это офигеть, как круто, жить в историческом центре в доме дореволюционной постройки. В Москве, как и в тех европейских столицах, где я бывал, это могут себе позволить только богатые люди. Я думал, тут все отреставрировано, перестроено, обновлено в техническом плане. Как на Руставели, например, или у бань. Я прогулялся по улицам. Красота кругом.
— Я не зря сказал, что за фасадами скрываются руины, — пожал мощными плечами брат и вернулся к основной теме разговора. — Почему же ты не приехал в прошлом году? Опять струсил?
— В тот раз нет. Не получилось реально.
Зураб даже не стал делать вид, что поверил. Он сел за стол и выпил еще чачи. Дато видел, что он вливает ее в себя через силу, не получая удовольствия, хлещет виноградный самогон. И ведь не законченный алкаш. Те пьянеют мгновенно. А Зураб чуть захмелел и продолжает накачиваться…
Неужели приезд брата так его взбудоражил?
— Я скоро уйду, — сказал Дато. — Но хочу спросить перед этим…
Густые брови Зуры взметнулись вверх.
— Если б я захотел остаться у тебя, ты бы меня выгнал?
— А… Вот ты о чем… — Он покосился на бутылку, но пить не стал. — Выгнать не выгнал бы, но… Убедил бы тебя тут не оставаться.
— Причина?
— Мне тебя положить некуда. Знаю, по законам гостеприимства я обязан уступить тебе постель, а сам лечь на полу, но у меня спина надорвана, ей комфорт нужен.
— А что с остальными кроватями? Их было три.
— Две, деревянные, я давно сжег, когда мы тут без света и тепла сидели.
— А железная?
— Занята.
— Так у тебя… Кто-то?.. — Дато указал на закрытую дверь соседней комнаты.
— Да.
— Что ж… Мне пора.
— Не спросишь, кто занял нашу мальчишескую спальню?
— Думаю, это не мое дело.
— Ошибаешься. Это дело и твое тоже.
— Не понял…
— Сейчас поймешь.
С этими словами Зураб шагнул к двери и открыл ее.
Это была их детская… Дато помнил каждый ее сантиметр. Именно сантиметр, потому что комната была крайне мала. Десять квадратных метров от силы. В квартире Давида сейчас ванная больше, и ему в ней порой не хватает места. А в детской они обитали когда-то втроем. И каждый сантиметр имел значение. Например, Зура мечтал иметь отдельный стол, чтоб рисовать за ним, он был согласен даже на табурет. Если усесться на пол, то можно удобно разместиться, и братья не будут ему мешать (они делали уроки за одним столом, постоянно толкаясь локтями). Не хватало сантиметра, чтобы стол вошел между кроватями, а другого свободного пространства не было.
Но сейчас в комнате оказалось довольно много места. В ней осталась одна кровать и письменный стол, тот самый, за которым они толкались локтями. На нем вместо книг, альбомов и всякого хлама, таскаемого в дом Гиоргием, грудой были навалены вещи: одежда, рюкзак, какая-то котомка весьма потрепанного вида. На кровати же лежал мужчина. А Дато подумал, что у Зуры девушка ночует.
Он вопросительно посмотрел на брата.
— Не узнаешь? — спросил тот.
Дато присмотрелся к мужчине. Лампы они не включали, однако благодаря свету, попадающему из соседней комнаты, лицо можно было рассмотреть. Черты правильные, привлекательные. Но общее впечатление не самое приятное. Лицо уж очень сильно осунувшееся, напряженное даже во сне. Как будто человека, лежащего на кровати, терзают какие-то страшные воспоминания или физическая боль, не отпускающая ни на миг. Дато не знал, кто это.
— Да, я тоже не узнал сначала, — сказал Зура. — Хотя он не сильно изменился. Даже волос не растерял, хотя мы думали, что он будет лысым.
У спящего были светлые кудри: то ли от природы белокурые, то ли седые.
— Да приглядись ты! — рассердился Зура.
Но Давид, как ни старался найти в мужчине знакомые черты, не смог. Устав ждать его прозрения, Зура воскликнул:
— Это Гио, твой младший брат!
И тут Давид узнал брата, хотя Гиоргий изменился кардинально. Да, черты прежние, волосы, но выражение лица… Оно было таким открытым раньше, таким радостным и… чистым! Лицом человека, не знающего бед, ненависти, боли. Без печати страдания…
… Чистым, как белый лист бумаги.
А Зураб, как настоящий художник, смог мысленно стереть все мрачные мазки, что нанесла на него жизнь, и увидеть его прежним… Незамаранным.
— Где он был все эти годы? — спросил Давид.
— Не знаю.
— Не спрашивал?
— Спрашивал, конечно. Но Гио не помнит, у него амнезия.
— Совсем ничего?
— Практически. Только некоторые картины прошлого. Например, вспомнил, где жил. И пришел сюда. Но имя свое забыл, как и фамилию. Меня не узнал.
— Когда он пришел?
— Позавчера. Я услышал стук в дверь, открыл, а на пороге он. Секунду я смотрел на незнакомца, пока не узнал в нем младшего брата. Я так обрадовался! Полез обниматься, а он как шарахнется от меня… Испугался. Я стал успокаивать его, сказал, что я его старший брат. И он вдруг задумчиво проговорил: «Да, кажется, у меня были братья…»
Зураб говорил довольно громко, и Давид побоялся, что он разбудит Гио. Поэтому приложил палец к губам, призывая поутихнуть, но тот отмахнулся:
— Он не проснется! Я дал ему снотворное.
— Зачем?
— Он не может нормально спать. Стоит ему задремать, как он вскакивает с криком. Какие-то кошмары мучают.