— Бедняга.
— Да, жизнь его не щадила. На теле шрамы. Голова пробита в двух местах. Очень худой.
— Документы при нем есть?
— Нет.
— А что в мешке и рюкзаке?
— Барахло одно. Такое ощущение, что он по помойкам собирал более-менее целые вещи. Но выбросить все это он не дает.
— Давно он спит?
— С пяти вечера. Я как пришел с работы, так ему таблетку и дал.
— Ты проверял, с ним все в порядке?
— А что с ним будет?
— Как-то уж очень спокойно он спит для человека, мучимого кошмарами.
— Снотворное сильное.
— Я тоже принимал его после аварии. Но, когда спал, все равно ворочался и постанывал.
Давид сделал шаг по направлению к Гиоргию, но Зура остановил его.
— Не надо. Разбудишь еще! А мне хотелось бы спокойно поспать. Он же не даст.
Но Дато не стал слушать брата и подошел к кровати. Гиоргий спал, поджав под себя ноги и сложив на груди руки. Голова опущена на грудь. Спина согнута…
Поза зародыша.
В детстве он спал, широко раскинувшись. Будто загорает, подставляя тело под ласковые солнечные лучи. А еще улыбался, даже когда болел, потому что ему всегда снились радостные сны. Он любил по утрам рассказывать их братьям. И Зура написал фантастический рассказ о мальчике, который своими радужными снами спас мир от Апокалипсиса.
Дато опустился на корточки, заглянул в лицо Гио. Очень бледное. Но морщин нет. То есть это не они «замарали» его лицо…
— Ну, что? Все в порядке? — окликнул его Зура. — Пошли тогда. Мне спать пора. Я встаю рано.
— Секунду.
— Завтра приходи. В пять.
— Он не дышит, — сказал Дато, склонившись над братом.
— Брось!
— Он мертв, Зура. — Коснувшись пальцами шеи, добавил: — И уже остыл.
— Выходит, пришел домой умирать? Чувствовал, что конец близок?
— Я так не думаю, — возразил Дато, встав и обойдя кровать.
— Ты не видел его живым. Он был как полутруп. Какая-то смертельная болезнь явно его точила.
— Возможно, но умер он не от нее.
— Откуда ты знаешь?
— Включи свет, пожалуйста.
Комната тут же осветилась.
— А теперь подойди и взгляни на тело.
Зураб приблизился к кровати. Дато молча указал на спину брата. Войдя в комнату, они не видели ее. Гиоргий лежал лицом к двери. Когда Давид приблизился к кровати, не сразу рассмотрел то, что бросилось бы в глаза, если б в комнате было светло. А именно: кровавые пятна на светлой простыне.
Теперь, когда Зура включил свет, он мог точно сказать, откуда вытекла кровь. Из ран на спине младшего брата. Их было несколько. Все огнестрельные.
— Его что? Убили? — хрипло пробормотал Зура.
— Да. И, похоже, я знаю — кто.
— И кто?
— Ты, брат…
Прошлое…
Он мчался по проспекту Руставели на своем Казбеке. Ветер свистел в ушах. Давид, набрав скорость, распрямил ноги, раскинул руки и ехал стоя, подобно всаднику из цирка. Их с классом водили на представление, и Дато так впечатлили джигиты, лихо скачущие по арене на своих жеребцах, что ему сразу захотелось стать таким же. Но коня у него не было, и Давид решил научиться проделывать трюки на своем велике. Пока ему удавалась только езда без рук и стойка. Но он намеревался научиться «гарцевать» на своем Казбеке, поднимая его на дыбы, и перепрыгивать через преграды точно так, как циркачи на скакунах.
Давид долетел до здания театра, дальше дорога шла немного под уклон, и он собирался проехать по инерции еще метров сто, а затем лихо развернуться. Но тут из-за колонны, поддерживающей мощный козырек над крыльцом, вынырнула девочка. Дато едва не сшиб ее. Хорошо вовремя заметил и затормозил. Благо, это у него отлично получалось. Он умудрялся резко останавливаться и не падать с велика.
— Смотри, куда прешь! — закричал на девочку Дато. Он очень испугался за нее.
Та часто-часто заморгала. Глаза у нее были небесно-голубые. А ресницы и брови черные, в отличие от рыжеватых волос.
— Чего вылупилась? Ворон, говорю, не считай. На дорогу гляди!
Девочка, на первый взгляд, ровесница Дато, прикусила нижнюю губу. Рот у нее был слишком крупным для узкого личика. И ярким. Он контрастировал с молочно-белой кожей точно так же, как и брови с ресницами.
— Только не реви! — взмолился Дато, ненавидящий девчачьи слезы.
— Я не понимаю, — прошептала девочка по-русски.
— Ты не местная, что ли? — спросил он, перейдя на ее язык. Он знал его вполне прилично. Среди его друзей было два русских пацана. Да и в школе они начали этот язык изучать.
— Нет, мы в Тбилиси две недели назад переехали. Но по-грузински я пока не понимаю. И город знаю плохо. Заблудилась я…
— Где ты живешь?
— На Плеханова.
— Так это недалеко.
— Знаю. Но никак не могу дорогу домой найти. Я без спросу ушла…
— Без спросу? — удивился Дато. Девочка показалась ему настоящей паинькой, такие родителей во всем слушаются.
— Да, — с вызовом ответила она. — Я слышала, что при театре драматический кружок для детей есть. Хотела записаться. Родители обещали меня сводить, но им все некогда. Вот я и не выдержала, одна пошла. Вернее, побежала, пока никого дома нет. А теперь не помню, где он, дом. Стою тут уже десять минут и никак не вспомню, в какую сторону идти.
— Я покажу тебе. — Девочка просияла, рот растянулся до ушей. Настоящая обезьянка. Но Давиду все в ней нравилось, включая улыбку. — Ты записалась в кружок? — спросил он.
— Мне сказали, что грузинский язык знать надо. А меня в русскую школу отдали. И я ничего не знаю по-вашему. Только «хо» и «ара». «Да» и «нет». А мне языком владеть надо, потому что я артисткой стать хочу. А ты кем?
— Наездником. В цирке выступать.
— Здорово! — восхитилась она. — Тебя как зовут?
— Давид. Дато. А тебя?
— Мария. Маша.
— Маш, ты номер дома своего помнишь?
— Да. Сорок.
— Тогда садись на раму, поехали. Домчимся за пять минут.
— Нет, давай не так быстро… Я боюсь!
— Ладно, я потихоньку поеду.
— Может, лучше пешком пойдем?
Давид не стал спорить. Пешком так пешком. Тем более его верный скакун мог в любой момент захромать. Иначе говоря, колесо часто спускало, и не факт, что не сдуется стремительно, едва Маша усядется на раму.