О легендарном корабле, прибывшем из ниоткуда?
Он прошел сквозь сердце шторма и, израненный ветром, лишенный парусов, бросил якорь в бухте. На берег сошли пятеро, и каждый из них был болен.
– «Странник» – миф.
Страшная сказка из тех, что хорошо рассказывать ночью у костра или, на худой конец, у камина, зная, что на самом деле все было иначе…
– Если вам так легче думать, но археологи уверены, что сумеют доказать обратное. А заодно вскроют единственный уцелевший могильник. Когда умирал Вашшадо, тела не предавали огню… подумайте об этом, мастер. – Инголф опустил зонт и оперся на него, как на трость. – Так что я вполне допускаю, что «Странник» вернется. Не сегодня, мастер, и не завтра. Король отдает себе отчет, что чуму контролировать куда сложнее, чем бомбы. А вряд ли он планирует остаться без подданных. Мы зависим от людей, мастер. И не готовы к новому кризису.
Снег прекратился, но зарядил мелкий стылый дождь. И Брокк вдруг осознал, что замерз едва ли не сильней, чем в горах. Но, несмотря на холод, он не хочет возвращаться в дом, где поселилась смерть.
Сбежать.
От необходимости присутствовать на похоронах, от самих похорон, представив, что Дита жива, от навязанного совестью долга. Спрятаться в своем особняке, где его ждут, а Брокку хотелось бы верить, что ждут, но…
Все сложно и с каждым годом сложнее. Он и в самом деле невероятно наивен, а порой и слеп. Дед прав был, говоря, что Брокку следовало родиться в ином времени: глядишь, и вышел бы толк.
– Так, значит, вы не имеете представления, куда запропастился Ригер?
– Не имею.
И выяснять не станет, позволив неприязни взять верх над разумом.
– Вы ведь злитесь не на меня, мастер, на себя, – заметил Инголф, поднимая воротник пальто. – Что ж, не стану вас более задерживать. Все-таки следовало обратиться к Ригу… порой инстинкты подводят.
Инголф, отвесив короткий поклон, в котором Брокку вновь почудилась издевка, удалился. Он шел неторопливо, помахивая зонтом и насвистывая крайне непристойную песенку, чего не позволял себе прежде. Привычная маска его расползалась, но истинное лицо все же ускользнуло от взгляда Брокка.
Зачем он приходил?
И вправду ли искал Ригера?
Или желал сказать, что уходит добывать своего дракона? Новое направление, чужая идея, которую Инголф сумеет довести до цели, а цель уже поставил, и… хорошо, если получится.
Пусть получится.
И если бы Инголф сказал прямо, Брокк пожелал бы ему удачи. Искренне. Быть может, помог бы советом… хотя нет, это – чужая охота, и помощь Инголф воспримет как оскорбление.
Пускай.
Но остальное… бомбы и взрывы… чем не способ подчеркнуть, что время Брокка прошло? Война закончилась, а оружие выходит из-под контроля. Есть ли в том вина создателя?
Нет.
Но ведь люди думают иначе.
Он вернулся в дом, где к запаху аммиака добавился едкий аромат ладана, жженого сахара и серы. В старую гостиную дверь заперта, и мисс Оливия стоит на страже. Помощники бальзамировщика пьют на кухне кальвадос, закусывая пирогами миссис Сэвидж. Сам мастер о чем-то тихо переговаривается со священником, и оба демонстративно не замечают Брокка…
…снова слова, на сей раз чужих молитв.
И дагерротипист, заявивший, что сделал все возможное. Он передаст снимки в самое ближайшее время.
…сами похороны. Гроб. И Дита, чье лицо нарисовано. Белая пудра, яркие краски… глухая боль в груди. И снова духота, от которой дыхание становится частым, прерывистым…
…кладбище.
Черный зев могилы. И пара могильщиков, которые замерли с протянутой рукой, а мисс Оливия вложила каждому в ладонь по купюре. Старый обычай, еще один… люди прячутся за ритуалами от смерти, так говорила Дитар.
И горько.
Черная комковатая земля стучит по крышке гроба, и звук этот отдается в висках.
Прощание.
Чужая надгробная плита с трещиной, в которую пробивается мох… буквы затянуло, и не различить имени того, кто скрыт под плитой, но Брокк упрямо вглядывается, до рези в глазах, до слепоты.
Домой он вернулся глубоко за полночь.
Кэри спала.
Она нахмурилась, заворочалась в постели, дрогнули ресницы, но… нет, не очнулась, только сон стал более спокойным.
Бледное личико. Белые волосы. Узор теней на щеке, который хотелось стереть, но Брокк заставил себя отступить от кровати. Он занял кресло, в котором уже однажды встречал рассвет, и, вытянув ноги, с немалым облегчением закрыл глаза. Здесь, в этой комнате, его не найдут кошмары, ни прошлые, ни новые.
Брокк задержался на грани.
Не сон.
Не явь.
Время, которое отмеряют удары собственного сердца. Вдох и выдох…
…Ригер исчез.
…вновь ушел в игру?
…нельзя было бросать Кэри наедине с ним.
Возвращается тепло, покалыванием в ступнях, в пальцах правой живой руки. Судорогой, которая сводит обрубок, выдергивая в реальность.
И снова падение.
Тишина.
…Диты больше нет. Странная мысль. Несуразная.
…а Ригер вряд ли упустил бы деньги, он слишком жадный… и стоит сообщить Кейрену, если он еще не в курсе.
Время.
И белесая дымка рассвета. Брокк не успел уйти. Его жена вдруг зевнула и открыла глаза.
– Здравствуй, – сказал Брокк шепотом. – Скучала?
– Очень.
В медовых глазах вспыхнули искры. А сама она, растрепанная и полусонная, придержала одеяло…
– Почему ты так смотришь?
– Ты красивая.
– Опять врешь?
– Ничуть. – Брокк поднялся. Пора уходить и… почему?
Он в своем праве. И стоит сделать шаг навстречу. Она ведь ответит. Даже слова не нужны, достаточно прикосновения, но… что будет потом?
– Я… пожалуй, пора привести себя в порядок. Извини, что в таком виде… я тоже скучал. И… встретимся за завтраком.
Кивок. И закушенная губа.
А завтрак… он почти похож на предыдущие, те, которые до разговора и прогулки в саду. Потом же – дела и понимание, что Брокк снова опоздал.
На сутки.
Ригер был мертв.
Ригер из рода Темной Ртути был мертв уже несколько часов. Он полулежал в кресле, притворяясь спящим, но клетчатый плед, которым укутали мертвеца, пропитался кровью. Склоненная на грудь голова, перекрещенные руки. Поза театральная, и тот, кто вошел в этот дом с черного хода, постарался, усаживая Ригера в кресло. Он же вложил в разрезанный от уха до уха рот пикового туза.