Таннис заставила себя глубоко вдохнуть и проглотить те слова, которые уже готовы были слететь с языка. И блинчиком их закусила. В самом деле хороши.
Нежные.
Мягкие. И мед свежий, сладкий до приторности. Но мятная прохлада чая сладость уравновесила. И в конце концов, Кейрен не виноват, что все так бестолково выходит.
…он жаровню принес.
И корзинку с рукоделием, чтобы Таннис не скучала. Откуда ему знать, что она представления не имеет о нитках, спицах и крючках…
– Ну как? – Кейрен следил за Таннис с явным интересом.
– Готовишь ты лучше меня, – вынужденно призналась она.
– Я тебя научу, честно! Только не злись…
Таннис постарается.
– Ну… – Он опустился на колени. – Что мне еще сделать? Хочешь, я тебе хвост погладить дам?
– И кисточку?
– Кисточку – всенепременно… куда ж без кисточки-то… ты кушай. Вот сливки и… да, клубника.
– Осенью?
– Для тебя и осенью. Она сладкая, попробуй.
Против клубники Таннис не устояла. А Кейрен, глядя на нее с непонятным умилением, продолжил:
– Послушай меня внимательно. Сейчас ты доешь, и мы выйдем…
…за дверь, которая недавно представлялась непреодолимым рубежом. За решетку… и по узкому коридору меж странно опустевших камер. Вверх по лестнице, и Кейрен придерживает за локоть, а Таннис пытается не запутаться в юбках. Все-таки в штанах ей было удобней.
…куда подевалась охрана?
И лестница незнакома, узкая, темная и бесконечная.
Очередная дверь, которую Кейрен открывает своим ключом и тянет Таннис в боковой проход. Он молчит и знаком приказывает молчать ей. Тесный коридор. Снова дверь. А за ней комната, и странная. Окон нет, но Кейрен зажигает газовые рожки, и свет их яркий почти нестерпим.
– Сейчас привыкнешь. – Кейрен говорит шепотом.
Зеркало во всю стену, а в зеркале отражается высокая женщина в нелепом буром платье и скособоченном чепце.
Она сама, что ли?
Жуть какая… и ведь знала, что не красавица, но…
Таннис поспешно отвернулась от зеркала. Противоположную стену занимал шкаф. Гладкие дверцы, узорчатые ручки, обвитые широким атласным поясом. Куда она попала? Кейрен не мешал осматриваться и пояснять что-либо не спешил. Обои в узкую зеленую полоску. И массивный диван, обтянутый бурой кожей. Кресло под бархатной накидкой с золотыми кистями. Круглый стол с массивной столешницей, которая чудом удерживалась на неестественно тонкой металлической ножке. И самописец, замерший на краю стола. Медный его панцирь сияет, и в нем, словно в зеркале, отражается та же некрасивая женщина, а еще чернильница и десяток папок, придавленных яшмовым шаром.
Ковер.
И вешалка, на которой висит синий полицейский мундир, судя по размеру, принадлежит он явно не Кейрену.
– Куда ты меня притащил? – Таннис отступила к двери. Эта комната пугала ее едва ли не сильней, чем камера. Кейрен же, взяв за руку, потянул к неприметной, скрытой в тени шкафа, двери.
– Ванная комната здесь.
Крохотная, как развернуться, но с настоящей, пусть и выполненной в виде высокого бака, ванной. И туалет, к несказанному облегчению Таннис, имелся.
– Ты…
– Ну, мне подумалось, что здесь тебе будет удобней.
Он все-таки отпустил Таннис.
Удобней.
Вот только обрадуется ли хозяин комнаты, застав в ней незваную гостью? Что-то Таннис сомневалась. Кейрен же, сняв пиджак, отправил его на спинку кресла и взялся за жилет. Таннис молча смотрела, как он расстегивает пуговицы, стаскивает, хмурится, заметив крохотное пятнышко…
Садится на диван и, закинув ногу за ногу, расшнуровывает туфли.
А вот носки оставил… тоже белые… Таннис вынуждена была признать, что белые мужские носки выглядят оригинально, особенно в сочетании с черными подтяжками.
– Ты… что делаешь? – поинтересовалась она, когда Кейрен решительно взялся за штаны.
– А на что похоже?
Свернутый ремень лег на стол.
– Таннис, времени у нас не так и много, так что не стой столбом, раздевайся…
…на нем остались теплые с начесом подштанники очаровательного бледно-голубого оттенка и длинная рубашка.
– Раздеваться? – Таннис осмотрелась.
Из тяжелого в комнатушке был лишь яшмовый шар, но таким и голову пробить можно, тем более что эту голову уже пробивали раз. А смерти Кейрену вопреки всему она не желала.
– Ага, вон, сядь на диван, если легче будет…
Сесть. А потом, надо полагать, и лечь… полежать с полчасика… а может, и раньше управится? Стеллка таких клиентов, которые управлялись быстро, очень любила.
Тьфу ты, что за пакость в голову лезет?
Кейрен же, стащив рубашку, зябко повел плечами. Все-таки он неприлично тощий для мужика. Вон и ребра торчат, и хребет выпирает, а лопатки того и гляди бледную шкуру прорвут.
– Ну? – Он обнял себя.
Худой. И жилистый.
– Что «ну»?
– Мне же холодно так стоять, – обиженно проворчал Кейрен, засовывая руки в подмышки. – Раздевайся…
– И погреть тебя?
– Я бы не отказался. – Кейрен покосился сначала на диван, потом на мундир и со вздохом вынужден был признать: – Но боюсь, что дядя не одобрит.
– Дядя?
– Ну… вообще-то это как бы секрет, но… Тормир – мамин брат… двоюродный… поэтому и согласился. Я поручился, что ты будешь сидеть тихо.
Улыбаться Кейрен перестал, а вот кожа его пошла сыпью.
– Есть подозрение, что тебя попытаются достать и здесь. Поэтому, снимай платье, будем делать из меня девицу.
– Ты собираешься…
Немыслимо.
Он или сумасшедший, или блаженный. Или действительно тот давний удар по голове сказывается.
– Стать тобой. На сутки всего. Мы пустили слух, что завтра тебя перевозят во дворец…
…и оставили Грязному Филу время, чтобы решиться.
– Видишь ли, Таннис, кое-что произошло. – Он все-таки сел на диван и, наклонившись, поскреб стопу. – Мы нашли Грента. И того, второго, который бомбу в дом принес…
– Томаса?
– Да, точно, Томаса. Но вот беда, они оба мертвы.
Мертвы? Томас – ладно, Таннис и сама не верила, что его оставят в живых, но Грент…
– Погиб еще один… человек.
Не человек. Тот, кто делал заряды.
– Кто-то очень умело зачищает хвосты.
– И я…
– Ты не представляешь опасности. Те, кого ты знала, мертвы, но я предполагаю, что от тебя все-таки попытаются избавиться, просто на всякий случай. А значит, есть шанс зацепить того, кто придет за тобой.