Только бы Федор не отключился, иначе придется долго искать его тут, в темноте.
— Федь, ты слышишь? — тихо спросила.
Услышала такой же тихий ответ:
— Да. Стая около меня. Ты где?
— Я тут, в чертовых ангарах. За дверью. Как мне тебя найти?
— Как ты прошла?
— Со мной все в порядке. Стаи около меня нет. Объясни, где ты?
— Мне удалось отползти вглубь по вентиляционным шахтам. Сейчас попробую определить, куда тебе идти…
Голос у Федьки хриплый и слабый. Он часто дышит и останавливается, чтобы передохнуть. Видимо, он потерял много крови.
— Иди прямо, никуда не сворачивая до первого перекрестка, — велел, наконец, Федор.
Отлично, хоть какие‑то указания. Неужели у них все получиться? Неужели сейчас она найдет Федьку?
Таис двинулась вперед, поворачивая голову так, чтобы прикрепленный на ремнях фонарик освещал углы и повороты коридора. Темно и холодно. Пусто. Но твари здесь.
Они все здесь, где‑то в темноте. Таис слышит их ворчание и дыхание. Чувствует их присутствие. Она один на один со стаей, и ей никто не поможет в случае нападения. Если вдруг те самые звуки на планшете, которые не слышны, но которые работают — если эти звуки перестанут работать, стая накинется на нее, как на законную добычу. И тогда…
Лучше не думать, что будет тогда. Лучше вообще сейчас не думать. Просто идти вперед до первого перекрестка.
На самом деле стая животных — это их прошлое. Прошлое для всех детей станции. И, возможно, будущее. И для Таис тоже стая может стать будущим. Если только она не найдет Федора. Ей надо спасти его. Она спасет Федьку, а Федька спасет ее. Это взаимовыручка, это тесная связь, которая и зовется любовью. А без любви все превращаются в чудовищ…
— Я пришла, — сказал Таис.
— Тогда поверни направо. Я попробую сейчас добраться к тебе, если получиться…
— Должно получиться. Федь, ты точно не перепутал? Вдруг ты в одну сторону двинешься, а я в другую?
— Не болтай… — тихо проговорил Федор.
Таис поняла, что он пытается ползти. Обычно вентиляционные шахты слишком узкие, и взрослые парни в них не помещались. Значит, Федька или не в вентиляции, или тут другая вентиляция. Просто повезло Федору, очень повезло…
Где‑то в темноте раздался стук железной решетки. Таис кинулась туда и чуть не споткнулась обо что‑то живое и теплое. Заорала так, что эхо бешенными скачками запрыгало под потолком.
— Что случилось? — тут же прохрипел в наушниках Федор.
— Нормально все, — пробормотала Таис, наклонившись.
Она не могла поверить своим глазам. Под ногами у нее сидел, сжавшись, крошечный звереныш. Детеныш — фрик. Пушистый, большеглазый. С коротеньким хвостиком — пумпочкой. Смешно и беззвучно открывал рот, полный мелких беленьких зубков и жалобно щурил темные глаза.
— Тебя бросили? — спросила Таис и осторожно присела, так, чтобы вовремя закрыться, если звереныш броситься на нее.
— Ты с кем говоришь? — не понял в наушниках Федор.
— Тут зверек, Федь. Мелкий такой, ужас просто…
Таис осторожно прикоснулась к голове зверька и погладила. Тот тут же припал к резине пола, зажмурился и еще раз жалобно раскрыл пасть. Видимо, он издавал какие‑то звуки, но Таис их не могла услышать.
— Тебя тоже бросили, малыш… — проговорила она, после поднялась и сказала, обращаясь к зверенку, — они всегда бросают. И нас тоже бросили. Так что, привыкай к своей доле, малыш.
Сказала и пошла дальше. Откуда тут этот зверек? Стая что, стала размножаться? Ничего себе, этак никаких мечей на них не хватит, если они будут рожать себе подобных. И сколько детенышей тут, в этих ангарах? Может, и гнезда тут есть?
— Кошмар какой‑то… Ты где, Федь?
В ответ совеем рядом громыхнула железная решетка вентиляционного люка.
Это были не совсем вентиляционные люки. Это были старые шахты для труб. Тонкие блестящие трубы проходили в них бесконечными дорогами. Как Федька умудрился забраться в них — оставалось загадкой.
Таис сначала увидела руку друга, чуть придерживающую решетку. Тут же кинулась вперед и перехватила из холодных пальцев злополучный, сильно погнутый металл. Следы лап с когтями оставили вмятины на простеньком решетчатом узоре.
— Я пришла, Федь, — торопливо заговорила она.
Показалась голова Федьки. Лицо перепачкано кровью, бровь и щека расцарапаны.
— Не смогу сам выбраться, наверное… — тихо проговорил он, — А ты — балда, что пришла сюда.
— После поругаешь. Коль, слышишь меня?
— Слышу, — тут же отозвался Колючий.
— Ого, у тебя поддержка, — попробовал пошутить Федор, но шутка вышла не очень веселой.
Он морщился и из‑за всех сил сдерживался, чтобы не застонать. Таис видела это и чувствовала, как сжимается все внутри от страха. Как сильно ранен Федор? Что если она опоздала? Пришла слишком поздно?
Чтобы выбраться головой вперед из узкого отверстия, Федору пришлось упереться руками в пол. Как раз это у него вышло очень плохо. Он охнул, дернулся. Таис подхватила его за плечи и при скупом фонарном свете разглядела широкие рваные полосы на правом плече и запястье руки. Фактически вся правая рука была здорово подрана.
— Ничего себе, — выдохнула Таис, проглотив комок в горле.
Помогая другу, она чувствовала, как становятся липкими руки. Сколько тут крови… мамочки родные, сколько тут крови…
— Запястье мне удалось перевязать и остановить кровь, — пробормотал Федор, сваливаясь на пол.
Он перевернулся на спину и улыбнулся:
— Пришла все‑таки за мной, мартышка…
Старое детское прозвище, которое Федор дал ей еще на Втором Уровне, теплыми звуками дернуло сердце. Торопливо смахнув навернувшиеся слезы, Таис заговорила громко, прижимая наушник:
— Он жив, я нашла его. Слышишь, Колючий. Попробуем выбраться.
— Руку я перевязал, но что с ногой — не могу понять, — снова заговорил Федор, — видимо, вывих. Или перелом.
— Ты сможешь встать?
— Попробую.
Встать Федор не смог. Вообще. Любой упор на поврежденную ногу вызывал у него крик боли. Он падал вниз, ругался.
— Это бесполезно, — выдохнула Таис, — придется ползти. Или нести тебя.
Она подстроилась под плечо Федора, попробовала помочь подняться. Тот снова закричал от боли, но удержал равновесие. Уперся рукой в стену и с усилием сказал:
— Зря ты пришла сюда. Все равно я не смогу выйти… вот же черт!
— Еще как сможешь. Даже не думай, без тебя я не уйду. И точка.