Боясь споткнуться, Веляна осторожно шла по свежему тростнику, и вдруг, когда она проходила мимо королевы Теодрады, та покачнулась и стала падать головой прямо на стол. Она с самого утра выглядела особенно невеселой, ничего не ела и с трудом удерживалась оттого, чтобы не морщиться: ей явно нездоровилось. Веляна остановилась и в изумлении посмотрела на нее. Женщины вокруг ахнули; Веляна поспешно поставила кубок и подхватила Теодраду. Та сильно побледнела и зажала рукой рот.
– Пожалуй, у нас есть еще одна хорошая новость для Харальда конунга! – сказала фру Ульвхильд, которую по настоянию Рерика тоже пригласили на пир. – Похоже, что у него скоро будет наследник.
По гриднице прокатился гул, хирдманы закричали. Все знали, что Харальд в душе обеспокоен тем, что за три года брака жена не подарила ему наследника. И то, что это все-таки случилось и обнаружилось именно сейчас, всем показалось многозначительным и радостным предзнаменованием. Сам Харальд поспешно встал с почетного сидения и подошел к жене.
– Это правда? – воскликнул он. – У нас будет ребенок? Ты давно знаешь об этом? Почему ты мне не сказала?
– Потому что… Это не в первый раз, но раньше… Я не хотела, чтобы ты знал, потому что…
– Королева, видно, уже беременела, но не могла доносить ребенка, – пояснила фру Ульвхильд. – Бывает, что женщина выкидывает на очень раннем сроке, люди и заметить ничего не успевают. Но будем надеяться, что в этот раз все будет по-другому, Харальд конунг. Вы принесете жертвы Фрейру и Фрейе, а они в ответ благословят вас потомством.
Потрясенный Харальд кивнул, уже не возражая против принесения жертв по такому поводу.
– Дайте что-нибудь, ей нужно подкрепиться. – Он подвинул к жене забытый кубок и сам подал ей, чтобы она могла отпить.
Теодрада сделала несколько глотков, а женщины тем временем освободили проход, челядь отодвинула стол, и фру Ульвхильд и Рагенфредис вывели королеву. Адель ушла с ними и в рассеянности унесла кубок.
Когда, уложив госпожу, они вернулись, в гриднице уже вовсю пили за будущего наследника и его славу. Новость привела Харальда в отличное расположение духа. Веляне дали другой кубок, она подала его Рерику, сперва отпив немного сама, он тоже отпил немного и вернул ей. Невесту снова посадили в середину женского стола, на то место, где недавно сидела королева Теодрада. Пир продолжался, ярлы и хёвдинги веселились, уже веря, что все беды их миновали и впереди только мир и благополучие.
Все ждали, что Теодрада, которую Харальд теперь особенно хотел видеть, вернется, когда почувствует себя лучше. Ее ждали, но она не появлялась. Вот пришла встревоженная Адель и позвала отца Хериберта. Королеве не становилось лучше, напротив. Едва ее уложили в постель, как ее охватила невесть откуда взявшаяся лихорадка. Вся ее кожа сильно покраснела, как обваренная кипятком, королеву мучил жар, руки и ноги непрерывно дрожали. Фру Ульвхильд хмурилась: при беременности ничего похожего не бывало, и в душе пророчицы крепло подозрение, что причина недомогания королевы не такая радостная, как поначалу подумали. Растерянные женщины пытались поить королеву водой, но она не могла даже удержать кубок, отталкивала его, отбрасывала, залила все одеяло, а сама смеялась диким, визгливым смехом и билась, когда ее пытались уложить на подушки. Никогда еще Теодрада не вела себя так, и Адель даже расплакалась от ужаса и потрясения.
Призванный на помощь отец Хериберт сразу понял, что дело нешуточное. Королевой овладел злой дух, насланный чьим-то черным колдовством.
– Скорее молитесь, дочери мои, скорее просите защиты у Господа! – велел он служанкам, и сам принялся молиться об изгнании злого духа.
Поспешно освятив воду, которой королеву пытались поить, он стал кропить стены тесного спального чулана, постель и саму Теодраду. Адель и Рагенфредис усердно молились, молился и монах, но королева не успокаивалась. Наоборот, на нее вдруг напала болтливость, она несла какую-то чушь. Хериберт пытался успокоить ее, давал приложиться к своему кресту, но она вдруг с визгом вцепилась в его одежду и стала рвать. Служанки едва сумели отцепить ее от бенедиктинца, но Теодрада не желала больше ложиться, визжала, смеялась и порывалась вскочить.
Странный шум из спального чулана доходил и до гридницы, оттуда стали приходить с вопросами. Отец Хериберт велел никого не пускать.
– Кто-то из язычников навел порчу на королеву! – сказал он. – Если хотите помочь ей, прекратите ваше празднество и все вместе просите Господа избавить ее от злого колдовства. Может быть, еще не поздно отвратить Его гнев. Но сдается мне, Харальд конунг, что своим согласием потакать язычникам ты принес в жертву свою добрую жену!
Слух о колдовстве и порче, просочившись в гридницу, разом утихомирил шум пира. В спальный чулан пришел сам Харальд. Был он уже порядком пьян и никак не мог взять в толк, что происходит.
Увидев его, Теодрада завизжала так дико и отчаянно, что Харальд в испуге отскочил назад за дверь. Его сдержанную и скромную супругу подменили: ее светлые глаза стали совсем черными из-за расширившегося зрачка, были широко раскрыты и горели бессмысленным огнем, волосы разметались вокруг покрасневшего лица. Она рвалась вскочить с постели, где ее с трудом удерживали Адель и Рагенфредис, чуть не плачущие от ужаса, и непрерывно кричала что-то по-романски – на языке, которым она среди норманнов почти не пользовалась.
– Помолись за твою жену, Харальд конунг, попробуй возложить на нее руки – может быть, это поможет! – учил его Хериберт.
Харальд пробовал, бормоча единственную молитву, которую помнил наизусть, но Теодрада билась, дергалась и не желала, чтобы к ней прикасались. Однако силы ее стали убывать: она дышала тяжело, с хрипом, жар все усиливался.
– Уйди, уйди оттуда, конунг! – Сзади его тянули за одежду сразу несколько человек. – А вдруг еще на тебя перекинется? Кто знает, что за тролли в нее вселились?
– Такое что… тоже бывает с беременными? – недоумевающий Харальд обернулся и нашел глазами фру Ульвхильд.
– Чтобы на втором месяце беременности так бесноваться… я такого никогда не видела, – ответила она. – Я знаю одного человека, который изгоняет злых духов. Но до его дома полный день пути.
Пока вспоминали способы изгнания злых духов, шум в спальном чулане улегся и постепенно все стихло.
– Ей полегчало? – сбежавший было назад в гридницу Харальд, заметив прекращение криков, осторожно заглянул в чулан.
Теодрада лежала, вытянувшись, и смотрела вверх широко раскрытыми глазами. Рот ее тоже был открыт, лицо искажено. Две женщины стояли на коленях перед лежанкой и плакали. Монах все молился. Харальд подошел, с недоумением и испугом глядя на жену, прикоснулся к ее горячей руке, пощупал жилку на запястье.
– Да она же умерла… – прошептал он, как будто не мог поверить.
Еще несколько ярлов и Торхалль хёвдинг пробрались за ним в спальный чулан и заполнили его до самых дверей – много народу здесь и не могло поместься. Все молча смотрели на лежащее на смятой постели тело. Воспаленное, искаженное мучительной и дикой гримасой лицо, широкая белая рубашка и разметавшиеся волосы придавали Теодраде сходство с самой Смертью. Последней пролезла Веляна. Увидев тело, она охнула и прижала руки к лицу, из глаз побежали слезы, пока больше от потрясения и страха, чем от скорби. Не укладывалось в сознании, что недомогание королевы, так внезапно начавшееся, так быстро и страшно закончилось.