Тогда Вовка отошел к окну – сбоку от окна встал, конечно. Посмотрел в небо – бурое и рыжее, клочковатое, бурное. Зажмурился, вызывая в памяти, всей силой ее, теплое солнце, рыжее вечернее солнце над диким пляжем, над коричнево-золотым песком, над серебряной водой. И попросил: «Вернись. Пожалуйста. Если надо, чтобы я… пусть, только пусть Мелкий сначала подрастет, чтобы он не маленький один остался… и я тогда – пусть… А ты вернись. Пожалуйста, вернись. Не ко мне. Я не за себя. Я тебя помню. Мелкий не помнит. У него нет солнца даже в памяти. Вернись, родненькое!!!»
А потом он ощутил запах.
Его тонкая, но сильная волна пришла снизу, с улицы…
Вовка не курил. То есть до всего, что случилось, он как раз еще как курил – начал в десять лет, потому что хотелось попробовать и еще чтобы показать, что он не боится этих придурочных надписей в полпачки, что «курение убивает». Но потом оказалось, что курение и правда убивает. И не разным там раком-сраком. Просто курящий не так внимателен и быстр, как некурящий. И его легче выследить – по бычкам, по пеплу, да просто по запаху. Выследить – и убить. Все было просто. Поэтому он курить бросил. Может, это было еще одной из причин, по которым он остался жив?..
Он мгновенно открыл глаза – по улице от угла шли люди.
Цепочкой.
И первое, что увидел Вовка – сразу, это бросилось ему в глаза, – были торчащие над плечами идущего первым мужика синеватые палки.
Отрубленные человеческие ноги – ступнями вверх…
Вовка никогда не ел человечины. Честно говоря, он не думал – почему так получилось, и стал бы он ее есть, «если что»; просто ему повезло с едой. А так он отлично понимал, что для многих выживших именно человеческое мясо станет самой доступной пищей. Людоедов он видел много раз, когда город еще как-то жил, и многих убил – ни за чем, повинуясь какому-то темному глубинному инстинкту, повелевавшему таких уничтожать. И из страха перед судьбой, чуть не постигшей его самого. Но так далеко в город они не заходили никогда с самого начала сильных снегопадов.
И Вовка понял, с чем это связано. Там, откуда они пришли, пищи не осталось. Наверное, уже никакой. Ни молчаливой в заброшенных супермаркетах, ни разной блеющей-кудахчущей… ни той, которая просит, чтобы ее не ели.
Вовка не был настолько развит, чтобы делать серьезные широкие выводы и обобщения, но он был наблюдателен и умен от природы. Он давно заметил, что быстрей всего скатывались до самых ужасных дел, до того же людоедства, те, кто во время мира гордо назвал себя «средним классом» – разные-всякие офисные работники и «предприниматели», свысока посматривавшие на остальных. Возможно, дело тут было – Вовка не задавался этим вопросом серьезно – в изначальной аморальности их деятельности? Бессмысленная работа всегда аморальна по сути своей… Какой-нибудь работяга сопротивлялся озверению куда дольше и намного успешней, чем такие; собственно, они и не сопротивлялись толком, они «приспосабливались» и этим в своих глазах полностью обеляли себя.
Правда – только в своих. И сейчас Вовка был практически уверен, что эта банда покинула какое-нибудь уютное загородное «гнездышко», изгнанная оттуда голодом…
Их было с десяток, все в снегоступах. Тепло одетые мужики с оружием впереди, бабы – тоже с оружием – сзади, с ними несколько детей, самого маленького несли на руках. У детей постарше тоже было оружие. Они двигались по улице, как настороженные бесшумные животные – опасные безжалостные хищники.
Вовка вдруг подумал, что еще не так давно они все были самыми обычными людьми. Может, даже никакими менеджерами не были. Вон тот, может, мобильниками торговал. А вон та училкой была. А вон тот пацан ходил себе в школу…
Точно. Ровно десять штук. Трое мужиков, три бабы. Четверо детей. У троих детей стволы. Один грудной, кажется, – в «кенгуровке» болтается.
Такой большой компании людей Вовка не видел уже очень давно. Да и сейчас… какие они люди-то?
Если бы они не были людоедами, Вовка, может, даже вышел бы к ним. Или, во всяком случае, попытался бы заговорить из укрытия, узнать, кто, что…
– Что делать, Вовка?
Мелкий, оказывается, стоял рядом – тоже чуть сбоку, в тени. Конечно, все он уже увидел. И теперь смотрел на Вовку – требовательно, немного испуганно, но пристально. Держал оружие наготове. И был немного бледный.
– Пропустим, пусть уходят… – не сказал, а предположил Вовка. Мелкий посмотрел на улицу. Провел языком по обветренным, примороженным немного губам. И сказал:
– Они же людей едят. Вовк… их убить надо.
Он сказал это просто, ясно и безыскусно. Как говорил «мне в тубзик» или «я есть хочу». Его слова не оставляли никаких сомнений в ясности и искренности намерений.
– Их много, смотри. – Вовка хитрил, испытывал младшего.
Мелкий покусал темную корочку на губе.
– Ну… они еще кого-нибудь съедят так. Вовка, убить их надо.
– И ты будешь убивать? – настаивал Вовка.
– Я… я буду, – решительно ответил Мелкий. И добавил: – Надо же ведь…
Вовка натянул ему на голову капюшон и сказал резко и тихо:
– Слушай тогда, что будем делать.
* * *
Группу врагов, идущих цепочкой без дозоров с тыла и флангов, атаковать лучше всего сзади. Так, чтобы они как бы уходили от тебя. Но не совсем сзади, а – сзади и справа. Если напасть просто сзади, то один-два последних прикроют собой остальных. А если стрелять сзади-справа, то перед тобой будет как бы густая линия мишеней, даже сплошная их стена – когда атакуешь сбоку, то так не получается, надо водить автоматом, многие успевают спрятаться. И еще когда ты атакуешь так, то ответный огонь враги не могут открыть сразу – им надо развернуться или через правый бок (это долго), или через левый (рискуя уложить кого-то из своих). А если есть кому подстраховать огнем справа – то и совсем хорошо.
Вовка не был уверен, что Мелкий хоть раз в жизни стрелял по живым мишеням. Точнее – был уверен в обратном. Но, в конце концов, Мелкий нужен просто для страховки. Пусть хоть в небо стреляет, если уж так.
Города эта банда не знала, что заметно сразу. И была обречена, несмотря на свой численный перевес и вооруженность.
Вовка не горел желанием стрелять в детей. Но он отчетливо понимал, что это не дети, а – детеныши. У человеческого мяса есть ужасное свойство: тот, кто его попробовал хоть раз по доброй воле, становится каннибалом-наркоманом, если так можно сказать. Дороги назад нет. Вернее – есть… в обществе, где такое надо скрывать и от такого можно лечиться. Долгая и трудная дорога.
А тут – какая дорога? И зачем, если у старшего стаи такой запасец на рюкзаке? Да и в рюкзаках, конечно, хватает всякого. Нашли кого-то и убили? Или своего прикончили? Нет, в таких случаях первыми убивают детей, а если дети с ними – значит, кто-то им попался.
Ну и они – попались. Все.
Засаду Вовка рассчитал со всей хитростью молодого хищника. И, когда его автомат резко и длинно ударил точно в тыл косой плотной линии, а сбоку зачастила коротышка Мелкого, и бело-серые фигуры начали разбегаться и валиться, еле-еле успев огрызнуться огнем, – Вовка понял, что они с Мелким победили. Сразу.