– Так вот вы где!
Он поднял голову, а я продолжал:
– Босс желает вас немедленно видеть, а я покараулю здесь, живее!
Он смотрел на меня пару секунд, потом завопил столь пронзительно, что я чуть было не вздрогнул:
– Проклятый лгун!
Вот ведь мерзкий человечишка! Мне бы ничего не стоило размахнуться и вышибить ему золотой зуб. Вместо этого я придвинул ногой второй стул, уселся и уперся локтями в стол.
– Повторяю, босс желает вас видеть.
– Да неужели? – Он фыркнул, показывая с полдесятка золотых коронок. – Тебе соврать наверняка легче, чем сказать правду.
Я усмехнулся:
– Остынь и послушай меня минутку. Я вижу, что ты малый что надо. Хочешь хорошую работу?
– Да, и поэтому взялся за эту. Если только ты отчалишь от моего стола…
– Хорошо, я уйду. Продолжай хлебать свой суп и не старайся напугать меня своими дурными манерами. А то мне неожиданно придет в голову мысль оторвать тебе правое ухо и прикрепить его вместо левого, а левое, для разнообразия, подвесить на пояс.
Он уронил ложку в суповую миску и обтер рот тыльной стороной ладони.
– Какого черта тебе все-таки надо?
– Сегодня днем я пил чай со своим приятелем, инспектором Кремером, и он мне рассказал, какое неизгладимое впечатление произвела на него беседа с тобой. Вот я и подумал, что мне стоит с тобой познакомиться. Это одна история. Ну, а вторая может прозвучать таким образом: человек, имя которого я предпочитаю не называть, заподозрил, что ты продаешь его оптом и в розницу, и поручил мне это проверить. А я решил, что самое быстрое и легкое – спросить тебя самого, сколько у тебя заказчиков.
– Что за проклятая брехня!
Он высосал что-то из щелки между зубами.
– Вчера вечером распроклятый инспектор, а теперь еще ты привязался. Откуда у людей столько любопытства! К черту, мой суп остыл!
Он встал со стула, взял свою миску и отнес ее на дальний столик в углу, потом вернулся за хлебом, маслом и стаканом воды. Я подождал, пока он усядется, а потом тоже встал и перешел за его столик. Настроение у меня испортилось, потому что мое остроумное начало не дало никаких результатов. Буфетчик и посетители с интересом наблюдали за нашими маневрами, но вмешиваться не собирались: им просто хотелось убить время. Достав из кармана пачку денег, я вытянул из нее пару двадцаток.
– Послушай, – сказал я ворчливо, – я мог бы выяснить все за один-два дня, но на это ушло бы и время, и деньги. Возьми уж лучше эти деньги себе. Вот сорок баксов. Половина сейчас, если скажешь мне, кто тебе платит. Вторая половина – сразу после того, как я проверю твои слова. Но имей в виду, что я все равно это узнаю. Плачу лишь для того, чтобы сэкономить время.
Провалиться мне на этом месте, если он вновь не поднялся с места со своей злополучной суповой миской и не вернулся за первый столик! Посетители прыснули от смеха, а буфетчик громко крикнул:
– Эй, дайте парню доесть суп! Видать, вы ему пришлись не по вкусу.
Я уже был в таком настроении, что готов был расквасить чей угодно нос. Но я понимал, что это мне не сулит ничего, кроме неприятностей. Поэтому я проглотил обиду и весело ухмыльнулся. Взяв хлеб, масло и воду Розочки, я отнес их ему на стол, после чего подошел к буфетчику, бросил на прилавок несколько монеток и сказал:
– Дайте ему порцию горячего супа и подмешайте в него слабительного! Ему необходимо хорошенько прочистить желудок.
Моя не слишком остроумная шутка пришлась по вкусу посетителям «Кофейника». Под их веселое ржание я вышел на улицу.
Сев в машину, я поехал к центру города. Я совершенно не мог понять, что за тип этот «розовый галстук»? Могло ли быть, чтобы детектив с такой наружностью отличался столь феноменальной честностью? Кто и сколько ему платил, что он свысока смотрел на сорок долларов, как будто это была обертка от мыла? Кто так сильно заинтересован, чтобы никто не узнал, что он нанял человека следить за Чапином?
Версия инспектора мне казалась неубедительной, даже в том случае, если Леопольд Элкас на самом деле помог Чапину отравить Дрейера. Зачем бы он стал приставлять хвост к Чапину? Конечно, ничего невозможного в этом не было, но моя практика научила меня всерьез воспринимать только те версии, которые были наиболее возможными. Но если не Элкас, тогда кто же? Любой из их идиотской Лиги, который был настолько напуган, что записка Вульфа не смогла его успокоить. Он посчитал, что ему необходимо иметь собственные сведения обо всем, что делает калека. Но, в этом случае, к чему такая таинственность?
Я успел домой к ужину. Вульф сидел в кабинете за столом. Под прессом лежала пачка одинаковых листов. Машинописный текст начинался словами: «Вам лучше было бы убить меня. Увидеть мой…»
Это было первое предупреждение.
Я спросил:
– Это образчики Фарелла?
– Да, мистер Фарелл принес их десять минут назад. Он решил взять образец шрифта каждой машинки в бюро мистера Оглторна. Я проверил два и отбросил их. – Он вздохнул: – Знаешь, Арчи, поразительно, как более короткие дни в темное время года удлиняют интервалы между обедом и ужином… Мне думается, я и прежде делал такие замечания?
– Не очень часто, сэр. Максимум раз или два в день.
– Неужели? Следовало бы чаще. Ты еще не умывался?
– Нет, сэр.
– Тогда поспеши. На ужин фазаны, они не должны остыть.
После ужина мы вместе работали над образчиками Фарелла. Их было шестнадцать. Я принес увеличительное стекло из оранжереи, Вульф пользовался своим. Мы тщательно проверяли каждый образчик и отбрасывали его только после того, как оба находили, что он не совпадает с нашими предупреждениями. Вульф очень любил работу такого рода.
После того как он проверял весь образчик и убеждался, что ни одно «а» в нем не выбивается из строчки и ни одно «и» не скошено, он удовлетворенно хмурился, хмыкал и протягивал листок мне. По мере того как мы приближались к концу стопки, мое настроение ухудшалось.
Около десяти я поднялся со стула, со вздохом протянул Вульфу последний образец и отправился на кухню за молоком.
Фриц, занимавшийся чтением французской газеты, фыркнул:
– Арчи, когда ты пьешь молоко с таким мрачным видом, я всегда боюсь, как бы ты не проглотил и посуду от злости.
Я ограничился тем, что показал ему язык и возвратился в кабинет. Вульф уже аккуратно сложил все листочки и скрепил их канцелярской скрепкой, а теперь приводил в порядок предупреждения.
Я проворчал сквозь зубы:
– Плодотворный вечер, не так ли?
После чего выпил немного молока и облизал губы. Вульф откинулся на спинку кресла и соединил пальцы на животе. На этот раз глаза у него были почти полностью открыты, что само по себе удивительно.