Из одного конверта, пришедшего с утренней почтой, Вульф вынул какие-то листочки, которые издали показались мне знакомыми. Я приблизился. Вульф поднял на меня глаза, потом снова устремил их на бумагу.
Я спросил:
– Что это? Второе издание Фарелла?
Вульф протянул мне листочек. Он был не такого размера, как остальные.
Я прочитал:
«Уважаемый мистер Вульф!
Прилагаю еще два образчика, которые мне не удалось доставить вместе со всеми остальными. Я нашел их в другом кармане. Меня неожиданно вызвали в Филадельфию по делам. Поэтому я посылаю их Вам, чтобы они оказались у Вас уже утром.
Искренне Ваш, Огастес Фарелл»
Вульф уже достал свою лупу и изучал один из образчиков шрифта. Кровь бросилась мне в голову: так всегда случалось, когда у меня было хорошее предчувствие. Я мысленно одернул себя, сказав, что глупо ожидать от этих двух листков больше того, что дали первые. Поборов соблазн схватить свое увеличительное стекло, я стоял и наблюдал за действиями Вульфа. Очень скоро он отодвинул листок в сторону и покачал головой, одновременно потянувшись за вторым.
«Еще один», – подумал я. Если это то, что он ищет, тогда один из двух необходимых фактов будет у него в руках. Я присматривался к выражению лица Вульфа, когда он разглядывал буквы, но с таким же успехом мог на него вовсе не смотреть. Лупа передвигалась планомерно, но быстро, чтобы я не заподозрил, что у Вульфа тоже появилось предчувствие.
Наконец он посмотрел на меня и вздохнул.
– Нет.
Я уточнил:
– Вы хотите сказать, что это не то?
– Да, мне думается, шрифт не совпадает.
– Дайте-ка мне взглянуть.
Он подтолкнул ко мне листочки, я тоже вооружился лупой и принялся изучать значки. Поскольку у меня уже был некоторый опыт в данном деле, мне не надо было быть таким придирчивым, как накануне. Мне казалось невероятным, чтобы меня обмануло мое предчувствие. Только те люди, которые занимаются детективной практикой, понимают, какое большое значение имеет интуиция. Если подобное предчувствие не оправдывается, тогда вы можете поставить крест на своей карьере и идти работать в отдел уголовных расследований. Не говоря уже о том, что Вульф с самого начала сказал, что пишущая машинка является одной из тех двух вещей, которые ему совершенно необходимы.
Еще раз вздохнув, Вульф добавил:
– Ужасно жалко, что мистер Фарелл нас оставил. Моя новая версия не терпит промедления. А он, кстати сказать, ничего не говорит о своем возвращении…
Он снова взял в руки записку Фарелла, чтобы ее перечитать.
– Мне думается, Арчи, что вам лучше будет временно прекратить заниматься розысками… – Он запнулся и произнес каким-то придушенным голосом: – Мистер Гудвин, подайте мне лупу!
Я протянул ему лупу. То, что он обратился ко мне так формально, когда мы были одни, показывало, что он настолько возбужден, что практически не владеет собой. Но я не имел понятия, по какой причине. И тут я увидел, зачем ему понадобилась лупа. Он разглядывал через нее записку от Фарелла. Рассматривал тщательно, придирчиво. Я ничего не стал спрашивать. Но у меня промелькнула радостная мысль, что нельзя игнорировать никакие предчувствия!
Наконец я услышал:
– Вот как?
Я протянул руку. Он вложил в нее записку и лупу. Я все увидел сразу же, но продолжал разглядывать слово за словом. Было ужасно приятно видеть, что «а» не попадает в строку, чуть сбита в левую сторону, а буква «н» перекошена, ну и все остальные признаки…
Я положил записку на стол и подмигнул Вульфу.
– Старина Орлиный Глаз, как жаль, что не мне принадлежит честь открытия!
– Кому надо позвонить в Филадельфию, чтобы узнать, где можно отыскать архитектора, который, как мне кажется, уехал туда в поисках заказов?
– Послушайте, – сказал я, – мы можем проваландаться с телефоном целый день и ничего не добиться. Почему бы не поступить таким образом: вы позвоните здешним приятелям Фарелла и узнаете, нельзя ли связаться с ним через них. Я же смотаюсь в Филадельфию и позвоню вам оттуда, как только окажусь на месте.
Я прекрасно успел на дневной поезд, поел в вагоне-ресторане и, прибыв в Филадельфию, позвонил Вульфу.
У него не было никаких данных, за исключением имен некоторых друзей Фарелла в Филадельфии. Я обзвонил их всех, побывал в клубе, издательстве и в других учреждениях, чтобы узнать, кто намерен заняться строительством. Где-то около шести часов, после трех десятков пустых звонков, я напал на его след: мне рассказали, что некий мистер Олленби, неожиданно разбогатевший, намеревается построить библиотеку в Миссури. Я решил позвонить ему, чтобы получить сведения о Фарелле. Мне ответили, что мистера Фарелла ожидают к обеду, к семи часам. Я проглотил пару сандвичей в ближайшей закусочной и помчался к Олленби.
Меня провели в библиотеку новоиспеченного богача и туда же вызвали Фарелла. Разумеется, он не мог понять, каким образом меня туда занесло. Я дал ему десять минут на проявление удивления, после чего спросил уже без предисловий:
– Вчера вечером вы написали записку Вульфу. Где находится та машинка, на которой была напечатана записка?
Он улыбнулся, как улыбаются только ошеломленные джентльмены, недоверчиво и в то же время смущенно.
– Полагаю, там же, где я ее оставил. Я ее оттуда не уносил.
– Понятно, но где же она? Извините, что я обрушился на вас со своими расспросами, ничего не объяснив. Я охочусь за вами уже более пяти часов и совершенно обессилел. Даже голова плохо соображает. Понимаете, машинка, на которой вы печатали свою записку, – та самая, которой пользовался Чапин, печатая свои стихотворения.
– Неужели?
Он посмотрел на меня и засмеялся.
– Черт побери, вот это удача! А вы не ошибаетесь? После того как я с таким трудом добывал образчики шрифтов, просто взять и напечатать записку… Даже не верится!
– Да, если задуматься… Но вы хоть помните, где вы ее печатали?
– Конечно. Я воспользовался пишущей машинкой Гарвард-клуба.
– Вот оно что!
– Ну да, черт побери!
– Где у них хранится машинка?
– Собственно говоря, нельзя сказать, что она где-то хранится, потому что она предоставлена в распоряжение всех членов клуба и находится на постоянном месте. Я был в клубе вчера вечером. Туда же пришла телеграмма от мистера Олленби, так что я напечатал на этой самой машинке несколько записок. Она находится в маленькой комнатушке рядом с курилкой. Этой машинкой пользуются многие.
– Так. Ясно. Машинка предоставлена для всеобщего пользования, так что на ней печатают тысячи людей.
– Едва ли тысячи, но все же многие.