Они очень быстро нашли нужные данные в Центре семейной истории Национального архива Шотландии. Джон Уильям и Питер Ангус Макбрайд родились в тысяча девятьсот сороковом и сорок первом годах соответственно, в Слэйтсфордском районе Эдинбурга. Родителями их были Мэри Элизабет Рафферти и Джон Энтони Макбрайд. Джон Энтони погиб в сорок четвертом году, во время службы в Королевском флоте. Мэри Элизабет умерла спустя одиннадцать лет от сердечной недостаточности, причина которой не была указана. Маршели заплатила за выписки из свидетельств о рождении и смерти для всей семьи. Теперь копии лежали в конверте, а конверт — в сумке, которую она прижимала к груди.
Фин не знал, что она на самом деле думает. Все время полета Маршели молчала. Вероятно, она пересматривала все, что когда-либо знала или думала о себе. Выяснилось, что в ней нет ни капли островной крови, хотя родилась и выросла она на Льюисе. Мать-англичанка, отец — католик из Эдинбурга, который к тому же взял себе чужую личность и биографию. Все это стало неприятным открытием. Сейчас Маршели была бледна, под глазами залегли тени, тусклые волосы растрепались. Она выглядела несчастной и раздавленной, и Фину инстинктивно хотелось обнять ее, защитить. Но что-то произошло в Эдинбурге, и между ними выросла стена. Сначала казалось, они снова нашли друг друга после стольких лет. Потом это ощущение ушло.
Вся эта история с установлением личности ее отца изменила Маршели. Та девушка, которую он когда-то знал, исчезла, потерялась в кризисе идентичности. Фин боялся, что она больше никогда не выйдет к свету. А если и выйдет, то окажется кем-то совсем другим.
Кроме того, установление личности отца Маршели и его брата не пролило свет на причины убийства Питера Макбрайда на Эрискее много лет назад.
Они долго сидели в машине. Двигатель работал, дворники двигались взад-вперед по стеклу; снаружи бушевали дождь и ветер. Наконец Маршели повернулась к нему:
— Отвези меня домой, Фин.
Но он не стал переключать передачи и выезжать с парковочного места. Так и сидел, вцепившись в руль, глядя перед собой. Ни с того ни с сего ему в голову пришла идея, крайне простая и ослепительно очевидная.
— Я хочу поехать к твоей маме.
Женщина только вздохнула.
— Зачем?
— Разобрать вещи твоего отца.
— Для чего?
— Я не узнаю, пока не найду то, что нужно.
— Зачем все это, Фин?
— Затем, Маршели, что кто-то убил Питера Макбрайда. Полиция открыла дело об убийстве, на следующей неделе приедет следователь. Твой отец останется главным подозреваемым, если у нас не будет доказательств обратного.
Женщина устало пожала плечами.
— Ну и что?
— Тебе не может быть все равно. Это твой отец! То, что мы о нем узнали, ничего не меняет. Это тот самый человек, который таскал тебя на плечах на резку торфа. Это он целовал тебя в лоб, когда укладывал спать. Он был рядом с тобой всегда, когда был тебе нужен, с твоего первого школьного дня до самого дня свадьбы. А теперь ему нужна твоя помощь.
Маршели растерянно взглянула на него.
— Я не знаю, как к нему относиться, Фин.
— Я уверен: если бы он мог, он рассказал бы тебе все, Маршели. Все, о чем молчал все эти годы. Все, чем ни с кем не делился. Я не представляю, как ему было тяжело, — он в волнении пригладил свои светлые завитки. — Мы заходим в дом престарелых и видим: вокруг сидят пожилые люди. Пустые глаза, грустные улыбки. Мы считаем их просто… старыми. Старыми, усталыми, ни на что не годными. А ведь каждый из них прожил жизнь, у каждого своя история. Боль, любовь, отчаянье, надежда — знакомые нам чувства. И когда мы стареем, мы не перестаем чувствовать. Когда-нибудь и мы будем так сидеть и смотреть на молодых, а они будут считать нас просто… старыми. Разве тебе это понравится?
Маршели явно стало стыдно.
— Я люблю отца и всегда любила.
— Тогда верь в него. Ты должна верить: если он что-то сделал, значит, на то была причина.
Видимость на северо-западном конце Льюиса была почти нулевой. Дождь — мельчайшую водяную пыль — несло с океана сплошными пластами. Вдали, за махером, едва можно было различить белую пену волн на черном гнейсе. Даже мощный луч маяка на мысе Батт терялся в этой непогоде.
Когда они появились перед ее домом, прячась под курткой Фина, промокшие за время пути от машины до дверей, мать Маршели очень удивилась.
— Где вы были? — спросила она. — Фионлах сказал, вы летали в Эдинбург.
— Тогда зачем ты спрашиваешь?
Миссис Макдональд вздохнула с досадой.
— Ты понимаешь, о чем я.
— По личному делу, мам.
По пути в Несс Фин и Маршели условились, что не скажут ее матери о том, что им удалось узнать про Тормода. Конечно, когда-нибудь это станет известно. Но сейчас раскрывать это не было смысла.
— Мы хотели бы посмотреть на вещи Тормода, если можно, миссис Макдональд.
Она вдруг раскраснелась.
— Зачем?
— Просто хотим, и все, — Маршели двинулась в сторону кабинета отца, мать шла за ней.
— В этом нет смысла. Весь этот мусор больше не нужен ни мне, ни тебе, ни ему.
Маршели остановилась в дверях пустой комнаты. Картин на стенах больше не было, все вещи со стола исчезли. В его ящиках, в шкафах для документов тоже пусто. Коробок с мелкими предметами не видно. Комната казалась стерильной; ее продезинфицировали, как будто отец Маршели был опасной болезнью. От него здесь не осталось и следа.
Маршели повернулась к матери.
— Что ты наделала? — спросила она потрясенно.
— Он здесь больше не живет, — женщина начала защищаться. — Я не буду держать в своем доме его мусор.
— Мама, вы прожили с ним почти пятьдесят лет! Ты же его любила! Разве нет? — в голосе Маршели прорезались обвиняющие нотки.
— Он уже не тот, за кого я выходила.
— Он в этом не виноват! У него маразм, мама. Это болезнь.
— Вы выбросили все? — спросил Фин.
— Мусор вывезут через несколько дней. Пока все стоит в коробках в коридоре.
Маршели покраснела от возмущения.
— Не смей выбрасывать это! Ясно? Это вещи моего отца! — она потрясла пальцем перед лицом матери. — Не хочешь держать их у себя — я их заберу!
— Да пожалуйста! — чувство вины переросло в гнев. — Забирай хоть все. Мне это не нужно! Можешь хоть на костре сжечь!
И она ушла в глубину дома, чуть не задев по пути Фина.
Маршели стояла, тяжело дыша, глаза ее горели. По крайней мере, она встала на защиту отца, подумал Фин.
— Я сложу заднее сиденье, и мы погрузим все в машину.
Окна на кухне у Маршели запотели. Картонные коробки промокли, пока их несли от дома к машине, а потом — из машины в бунгало. Их содержимое не пострадало: Фин приклеил сверху мусорные пакеты. Зато людей ничто не могло защитить от дождя. В доме бывший полицейский сразу же снял промокший пиджак; Маршели до сих пор вытирала волосы большим полотенцем.